Нукер Тамерлана

Тимур и бровью не повел. Он видел, кто стоит перед ним. Для “следующих путем упрека” вызов и дерзость — обычное поведение. Дикий бык — образец кротости по сравнению с каландарами. От дервиша прямо-таки разило винными парами, перешибавшими благоухание благовонного масла в лампах, но стоял он прямо, не качался.

— Не хочешь ли выпить вина, святой брат? — усмехнувшись, поинтересовался Тимур.

— Я всегда его хочу, — отозвался Як Безумец тоном, в котором не ощущалось даже намека на заинтересованность.

По знаку эмира появившийся из-за занавески раб подал джавляку чашу. Тот обратил на подношение отсутствующий взгляд, только когда чаша с вином появилась у него перед самым носом. Он взял ее твердой рукой и вылил в рот, брызгая вином на грудь, а пустую чашу просто бросил под ноги. Вместо слов благодарности он выпучил глаза и звучно рыгнул.

— Еще хочешь? — поинтересовался Тимур вкрадчиво.

Дервиш молча переломился в поясе, поднял с пола чашу и без слов протянул перед собой. Выпив вино, он опять бросил чашу под ноги. На голом подбородке джавляка повисла крупная винная капля, но тот и не подумал утереть мокрый рот. Подставив ладонь под подбородок, Як Безумец дернул шеей. Капля сорвалась и шлепнулась на подставленную руку. Джавляк медленно облизал ладонь и вытер о грязную полу.

— О каком Откровении ты говорил, святой брат? — спросил Тимур.

— Я говорил об Откровении… — джавляк провел кончиком языка по верхней губе, — об Откровении Всемогущего и Милосердного… — Дервиш смачно причмокнул. — Об Его Откровении…

— А в чем оно? — быстро спросил Тимур. — Скажи мне. В чем?

Блестящий взгляд дервиша уперся в эмира.

— Во всем, — сипло проговорил дервиш. — Оно и в том, что напрасно наказана служанка за кражу. А колечко лежит себе спокойно в щелке у изголовья ложа, куда упало… Во всем… — повторил он, и в антрацитово-черных глазах, смотревших прямо на Тимура, впервые проявилось какое-то выражение интереса. — Тебе было Откровение… — произнес джавляк, и эмир опять не понял, спрашивает джавляк или утверждает. — Было… — и умолк на полуслове.

— О каком кольце ты говоришь, святой брат? О каком ложе?

— Что стоит у тебя за спиной…

За спиной Тимура стояла широкая и низкая тахта с высокой резной спинкой. Эмир медленно повернулся к ней.

— Кольцо в щелке? — переспросил он. Джавляк не удостоил его ответом. Тимур решительно подошел к изголовью, откинул расшитое золотой нитью покрывало.

— Где?

— Ищи… — равнодушно уронил джавляк.

Тимур свирепо взглянул на дервиша, но смолчал. Взял с подставки горящую лампу, сорвал с кровати покрывало и перину и склонился над изголовьем, водя лампой из стороны в сторону. В правом углу ложа блеснуло желтым, и Тимур увидел застрявший в узкой щели потрескавшегося от времени дерева ободок золотого колечка. Скособочившись, он дотянулся до него правой, негнущейся в локте рукой и подцепил ногтями. Поднял повыше и поднес лампу — золото холодно поблескивало, освещаемое дрожащим пламенем. Эмир поднял взгляд на джавляка.

Безучастная физиономия дервиша дрогнула, он на миг растянул рот в слабом подобии улыбки, и снова на лицо его вернулась равнодушная мина. Як Безумец выставил вперед руку, словно хотел остановить Тимура.

— Не спрашивай, — произнес он. — Ни о чем не спрашивай. Не уподобляйся глупцу, прыгающему через ступени. Все в мире происходит лишь Его велением. Все, что происходит Его велением, — во благо. Что можем такие, как мы? Подчиняться Его велениям и славить Его… Як! — вдруг гортанно вскрикнул джавляк и, подняв руки, прищелкнул пальцами. Дервиш приподнял правую ногу и впечатал пятку в войлок, застилавший пол палатки. — Лаки-лаки-тун… лаки-лаки-тун… — забормотал он.

На глазах эмира Як Безумец пустился в пляс, отщелкивая ритм пальцами. Он запрокинул бритую голову, закрыл глаза и танцевал, приговаривая, будто играл на бубне:

— Лаки-лаки-тун… Лаки-лаки-тун…

Неожиданно джавляк оборвал танец и, замолчав, замер на месте. Он всем корпусом резко развернулся к Тимуру и, глядя на него горящим взглядом, произнес:

— Вижу… Вижу переправу войск через великую реку… Вижу муть речной воды… Вот она, твоя последняя ступень, эмир. Запомни это. Запомнишь?

Тимур сжал золотое колечко в кулаке и ответил:

— Запомню.

Як Безумец глубоко вздохнул и повел плечами под драным своим рубищем, будто освободился от тяжкого груза.

— Ты родом из Мазандерана[35], святой брат? — спросил Тимур.

С джаляком они говорили на фарси, и говор дервиша отличался от привычного Тимуру самаркандского произношения. Як Безумец пялился на чашу, которая по-прежнему валялась у его ног. Казалось, он полностью поглощен ею, но Тимура услышал. И, не отводя взгляда от чаши, ответил:

— Может быть, из Мазандерана… — но заговорил при этом так, будто всю жизнь провел в Бухаре или ее окрестностях. — А может, и нет… — последние слова Як произнес на чистейшем тюркском наречии. — Где родина сухой колючки, что ветер несет по пустыне? Она не помнит…