Нулевое досье

Он принялся вытирать волосы.

– Эти люди знают, что ты клинический идиот? – спросила Чандра.

– Аджай! – позвал Гаррет из-за двери.

Аджай бросил полотенце в угол и вышел, закрыв за собой дверь.

– Он всегда был такой, – заметила Чандра (Милгрим не знал, какой именно «такой»). – Это не армия ему мозги отшибла.

Она несколько раз щелкнула ножницами, убирая лишние волоски, и сняла с шеи Милгрима полотенце.

– Встань. Посмотри.

Милгрим встал. Из запотевшего зеркала над двойной раковиной на него смотрел немного другой Милгрим – более молодой и странно похожий на военного. Чтобы волосы не попали за шиворот, он застегнул ворот новой рубашки, и это тоже добавляло непривычности. Застегнутый на все пуговицы незнакомец.

– Хорошо, – сказал Милгрим, не кривя душой. – Я бы сам до такого не додумался. Спасибо.

– Благодари своего друга вон там на кровати, – ответила Чандра. – Могу поспорить, такой дорогой стрижки у тебя в жизни не было.

– Милгрим! – позвал Гаррет. – Идите сюда. Фиона сказала, вы прирожденный оператор аэростатов.

– У меня хорошая координация рука-глаз, – сознался Милгрим. – Мне в Базеле сказали.

69 Раздача подарков

– Здесь? – Холлис узнала безымянный джинсовый магазинчик на Аппер-Джеймс-стрит. Темный, освещенный лишь трепетным пламенем свечей.

– У них будет поп-ап[53], – сказала Мередит.

– Начнут только через час, – объявил непривычно веселый Клэмми. – Но я первый.

– Для тебя это раздача подарков, – сказала ему Мередит. – После этого мы в расчете. Но никаких вопросов. И не вздумай приставать с ними к Бо. Если придешь сюда в другой день, она тебя не узнает.

– Понял, – ответил Клэмми, выстукивая пальцами на баранке сигнал радостного предвкушения.

– Кто такая Бо?

– Ты ее знаешь, – сказала Мередит. – Иди. Быстрее. Они ждут.

Она открыла дверцу со своей стороны, вылезла и сложила пассажирское сиденье. Холлис протиснулась наружу.

– У тебя будет немного времени до нашего прихода, – добавила Мередит, забираясь обратно в машину.

Она захлопнула дверцу. Крохотная машинка, вся в капельках дождя, отъехала прочь.

Звонить не пришлось: красивая седая женщина впустила Холлис и заперла за ней дверь.

– Вы Бо, – сказала Холлис.

Женщина кивнула.

– Я Холлис.

– Да, – ответила женщина.

Аромат ванили и чего-то еще отчасти забивал запах индиго. Свечи стояли на массивной деревянной плите, которую Холлис помнила по прошлым визитам: ароматические, в высоких цилиндрах явно дорогого стекла, с фитилями из тончайших щепочек, которые тихонько потрескивали при горении. На каждом цилиндре матовой гравировкой был нанесен логотип «Хаундс». Между свечами расположились одни сложенные джинсы, одни хлопковые штаны защитного цвета, одна сложенная рубашка из тонкой джинсовки и высокий черный полусапожек, чуть поблескивающий в свете свечей. Холлис тронула его пальцем.

– Следующий год, – сказала Бо. – Будут еще коричневые оксфорды, но образец не готов.

Холлис взяла сложенные джинсы. Они были чернильно-черные, невероятно тяжелые. Перевернула, увидела собаку с младенческой головой на кожаном лейбле.

– Они продаются? Сегодня?

– Придут друзья. Когда вы были тут прошлый раз, я не могла вам помочь. Надеюсь, вы понимаете.

– Да, – ответила Холлис, хотя на самом деле не понимала.

– За мной, пожалуйста.

Бо, нагнувшись, шагнула в дверной проем, частично скрытый темным норэном[54] с белой нарисованной рыбой. Маленькое, но не загроможденное помещение. Никаких икейских столов – та же строгая простота, что в магазине, те же чистые полы, те же свечи. Два непарных кухонных стула, старых и обшарпанных. На одном сидела женщина, водя пальцем по экрану айфона.

Она подняла голову, улыбнулась, встала.

– Здравствуйте, Холлис. Меня…

Холлис подняла руку:

– Не говорите мне, как вас зовут.

Женщина удивленно выгнула брови. Ее красивая стрижка была встрепана, каштановые волосы поблескивали в свете свечей.

– Я могла бы выяснить, исходя из того, что сказала Мередит. Или просто спросить Реджа. Но если вы мне не скажете и я не сделаю ни того ни другого, я смогу и дальше говорить Губерту, что не знаю вашего имени. – Холлис обернулась и увидела, что Бо вышла. – Я плохо умею врать.

– Я тоже. Прятаться умею, врать – нет. Садитесь, пожалуйста. Хотите вина? У нас есть.

Холлис опустилась на свободный стул.

– Нет, спасибо.

На женщине были такие же джинсы, как те, что лежали на столе. Того же абсолютно черного цвета. Голубая рубашка, мятая и незаправленная. Очень заношенные конверсовские кеды – резиновый край подошвы стерся до гладкости.

– Я не понимаю, почему вы захотели меня видеть, – сказала Холлис. – Учитывая обстоятельства.

Женщина улыбнулась:

– Я очень любила «Ночной дозор», но причина не в этом. – Она села. Глянула на светящийся экран айфона, потом снова на Холлис. – Думаю, дело в ощущении, что я когда-то была на вашем месте.

– В каком смысле?

– Я тоже работала на Бигенда. Такое же поручение, судя по тому, что рассказала мне Мере. Он хотел заполучить кое-что, недостающий кусок головоломки, и уговорил меня этим заняться.

– И вы нашли, что он хотел?