В полдень мы остановились на обед. Стояла страшная жара — под тридцать пять градусов. Родин заверял, что для тех широт, в которых мы оказались, это нормально. Вообще, учитывая, что наклон оси Новой Земли незначителен, смена времен года здесь не бывает столь яркой, как на нашей прежней планете. Зато экваториальные территории вряд ли пригодны для жизни, ввиду высокой температуры. Как и оба полюса, но по обратной причине.
Мы разогрели консервы на таблетках сухого спирта, с аппетитом перекусили и уже попивали кофе, как вдруг заросли зашевелились и оттуда выскочила огромная змея — толщиной с руку, длиной не меньше семи метров. Натуральная анаконда! Проигнорировав нас, она ринулась вперед и впилась в переднюю правую шину броневика. Та тотчас начала оседать с характерным шипением.
— Вот дрянь! — выругался Белкин, хватая автомат.
— Не испорти ее! — запищала Марина.
Но ее никто не слушал. Кузнец, огласив окрестности, наверно, впервые в истории, громом выстрелов, пригвоздил гада к земле, разбрызгав внутренности змеи в радиусе пяти метров.
— Всегда говорил, что еда всухомятку вредна для организма, — пошутил Молодцов.
Дима попытался разжать челюсти гадюки, но даже человеку его силы для этого понадобилась монтировка. Разбортовав шину, мы все обалдели. Змея не просто прокусила насквозь резину вместе с кордом, но и умудрилась почти оторвать кусок покрышки! Страшно представить, что случится, если такая дрянь вцепится человеку, например, в ногу. Откусит, даже не поморщившись!
К концу третьего дня мы проехали уже три сотни километров. Местность менялась — вместо равнины мы ехали по холмам, поросшим не только травой, но и кустарником. Мы остановились на ночлег и вылезли из броневика, дабы поужинать.
Но Павел повел себя странно. Поведя носом, он, как загипнотизированный, пошел прочь от машины. Захватив автомат и махнув Михаилу, я пошел за ним. Впрочем, через пару сотен метров Молодцов остановился около небольшого маслянистого болотца со скудной растительностью — лишь кое-где из воды, затянутой радужной пленкой, торчали пучки травы ржавого цвета. Геолог присел у края болота, зачерпнул рукой воду, понюхал и попробовал на язык.
— Ты сбрендил? — шепотом спросил я.
— Нефть, — ответил он. — Причем на небольшой глубине!
Зафиксировав место, отметив его на маршрутной карте, на следующее утро мы продолжили путь. Холмы были все выше и круче, вынуждая нас объезжать их. И вот, за очередной грядой, перед нами предстала могучая горная гряда с вершинами, покрытыми снегом. Центральная оказалась особенно хороша — ее размеры просто поражали воображение! Черная, как ночь, с ослепительно белой снежной шапкой, с такого расстояния она выглядела геометрически идеально правильной! Пик горы вовсе скрывался за облаками! Мы единогласно решили назвать вершину пик Грачева. Ну, может не совсем единогласно, а после некоторых споров… но факт остается фактом. Мне хотелось увековечить память о дяде на Новой Земле, чтобы будущие поколения знали, кому обязаны тем, что они вообще есть. И меня радовало, что моя фамилия точно такая же!
Михаил сделал прикидку, высчитал высоту пика и присвистнул:
— Ого! Не меньше двенадцати тысяч метров!
— На три километра выше Эвереста? — уточнил я.
— Ага, половина марсианского Олимпа, — добавил астроном.
Мы двинулись к подножью гиганта, лавируя между холмами. Вдруг местность резко пошла под уклон и мы оказались в широкой долине с широкой рекой. Вдоль ее берегов росли невысокие деревья. Из всего, что мы видели ранее, они более всего походили на земные деревья. В память о родном крае, мы назвали реку Миассом. Конечно, она сильно отличалась от той речушки, что протекала через родной Челябинск- намного шире и, скорее всего — глубже, с крутыми берегами. Для нас река стала первым серьезный препятствием. Ведь мостов тут нету, броды не изведаны.
Отцепив от броневика мотоцикл, мы отправили Белкина на разведку. Повесив на спину автомат, кузнец умчался вниз по течению. Потянулись мучительные часы ожидания, окончившиеся… ничем! Дима вернулся с плохими новостями. Там, дальше, Миасс еще шире и глубже. Оставалась слабая надежда, что вверху по течению удастся найти место для переправы, но в ночь я не рискнул отпустить разведчика. Кто его знает, кто тут может бродить? Та анаконда, слопавшая шину, была еще свежа в памяти.
Мы решили продолжить изыскания утром.
Нарубив ветвей, наша компания впервые за всю экспедицию развела настоящий костер, выбрав для этого группу камней, расположенных в виде прямоугольника. Дрова весело трещали, поедаемые огнем, я выгребал ложкой остатки кабачковой икры из жестяной банки — могу съесть тонну этой дряни, настолько я ее люблю. Окончив трапезу, я повернулся к углу, намереваясь поставить туда пустую тару, как вдруг обратил внимание, что угол уж слишком правильный для природного образования. Включив фонарик, я заметил швы между камнями.
— Твою мать! — восхищенно выругался я.