Нулевой километр

Мариам кивнула, соглашаясь с подругой. Юбка и впрямь передавливала, из-за чего ее жир вываливался из-под пояса, как подошедшее тесто из кадки. И, в общем-то, нетрудно было предположить, что так и будет, но Мариам прочитала в Лизе, что при желании похудеть вещи нужно брать на размер меньше. Вроде так появится дополнительный стимул сделать это быстрее. Теперь же она заподозрила, что этот глупый совет давал тот, кому худеть в принципе не доводилось.

– Девочки, ну-ка, за стол! Ужинать пора, что вы спрятались? – в комнату к дочери заглянула Лали. 

– Я не хочу, мам… – возмутилась Мариам. 

– Давай-давай. Отец в кои веки пришел пораньше с работы. Соберемся по-семейному. 

– Ладно. Только есть я не буду. 

– От одного свежего хачапури ничего не будет, – ласково улыбнулась Лали и ушла. 

– Вот как тут похудеешь? 

– Исключительно на силе воли. Хочешь, я из солидарности с тобой не буду есть? – вызвалась Ветка. Мариам закусила губу. Вот почему она любила эту дурочку. При всей своей вредности, категоричности и неуступчивости Сандалова все ж была настоящим другом. 

– Нет, Вет. Не нужно. Тебе-то зачем мучиться? 

В ответ Ветка фыркнула, а когда они вышли к столу, к еде все равно не притронулась. Так и просидела, облизывая голодным взглядом  исходящие паром хачапури, тонко нарезанную ветчину, и долму, оставшуюся с обеда.

– … в общем, мы падумали, что вам с Рафиком нужно сходыть в кыно. 

Мариам моргнула. Засмотревшись и себе на еду, она прослушала, о чем говорил отец, и потому на всякий случай уточнила, все ли поняла правильно:

– Мне? С Рафиком? А зачем? 

– Как зачем? Как зачем? – всплеснул руками Рубен. – Скоро школа закончится, так? Взрослая жизнь начнется. Рафик – хароший парэнь. 

– Он мне не нравится, – Мариам поерзала и в поисках поддержки повернулась к Вете. 

– Это еще пачиму? 

– Потому что он… он волосатый! Весь… Как горилла! 

– Паслюшай, да через год с тобой он посэдэет и станет лисым! Подумаешь, волосатый! Вай… 

Ветка захохотала, отчего чай, который она прихлебнула, пошел у нее носом. А Мариам было не смешно. Обычно откровенная с матерью, она не могла той признаться, что уже любит. Ведь родители ей ясно дали понять – влюбиться ей лучше в кого-нибудь из своих. Без вариантов. К счастью, и Карине, и Анаит повезло найти среди них свое счастье. И только Мариам по уши втрескалась не в того.

– Не обязательно устраивать свидание прямо сейчас, – примирительно улыбнулась Лали и, как ребенка, потрепала дочь по головке. 

– Ну, я, пожалуй, пойду. Завтра в такую рань подниматься, а я уже отвыкла совсем, – зевнула Вета. 

Мариам выбралась из-за стола, чтобы выпроводить подругу.

– Не так быстро. Ты кое-что забыла. – Ветка поиграла бровями и ткнула указательным пальцем едва ли ей не в лицо. У Мариам заныло в животе. Она-то думала, что Ветка откажется от задуманной экзекуции. 

– Может, не надо, а? 

– Надо, Вася, надо! Да ты не очкуй. Это же быстро. Раз – и все. 

– Навсегда? 

– Почти. До следующего раза… 

Сандалова открыла свою сумочку, нетерпеливо её встряхнула и таки достала восковые полоски для депиляции. Закусив губу от усердия, вырезала полоску нужной длины, зажала ту между большим и указательным пальцами и, приблизившись к Мариам вплотную, спросила:

– Готова? 

– Нет. Я ужасно боюсь. 

– Представь, что тебя целует Кравец. 

Мариам зажмурилась, воскрешая в голове улыбчивое лицо Женьки. Она так часто о нем мечтала, что сделать это было совсем несложно. Мариам видела его, как вживую. Так отчетливо – кривую улыбку, только-только начавшую появляться щетину, его музыкальные пальцы, обветренные губы… Как они приближаются, приближаются, замирают в миллиметре от её губ, так что их дыхание смешивается. И от этого у нее в животе оживают бабочки.

– Представила? – ворвался в мечту звонкий голос подруги. 

– Да! – выдохнула Мариам. 

– И тут он видит твои усы! 

– Господи боже… 

– Вот именно. Давай уже их выдерем, а? 

Мариам еще раз боязливо покосилась на орудие пытки в Веткиных руках.

– Давай! – решительно кивнула. Ветка быстро прилепила полоску у нее над губой. Разгладила пальцем, чтобы воск расплавился и взялся, как следует. А потом, без предупреждения, дернула. 

– А-а-а! 

– Ну, вот и все. Почти. Осталось пропущенные выдрать… 

– Ты садистка! Кажется, я знаю, в какой сфере ты добьешься успеха. 

– А в какой же? – Вета сощурилась, вновь придвигаясь вплотную к Мариам. 

– В любой, где можно безнаказанно издеваться над людьми. Думаю, из тебя выйдет отличный стоматолог. 

– Еще один? – возмутилась Вета. – Нам тебя хватит. 

– Я не хочу идти в медицинский. Это совсем не мое, – тоскливо вздохнула Мариам, пожалуй, впервые вот так смело признавшись в том, что ее тревожит. В ответ на, может быть, самое важное признание в ее жизни Сандалова ничего не сказала, разгладила полоску и дернула еще раз. Мариам ойкнула, но уже не так громко, как вначале, потому что боль была гораздо менее сильной. 

– Ну, у тебя впереди еще год, чтобы определиться. 

– Папа и слушать меня не станет. Медицинский – его идея фикс. 

– Ну, а ты чего хочешь?