Нулевой километр

Вздыхаю, замечая Айгуль, что удерживает плюшевого зайца в руках, замерев в дверях, и обреченно киваю Бирюкову – я здесь за старшую и возвращать в гнездо отбившихся от стаи птенцов теперь моя святая обязанность. Впрочем, даже не удивлюсь, что окажись Лида на моем месте, она бы не рискнула выходить на улицу в такой ливень. Обхаживала бы муженька и лишь изредка переводила задумчивый взгляд к окну, беспокойно теребя серебряный крестик на тонкой цепочке.

- Перестань так себя вести, — стоит Максиму занять водительское кресло, я нервно дергаю ремень безопасности, не в силах попасть в замок.

- Как? — улыбается и накрывает мои пальцы своими — случайно, только лишь для того, чтобы в салоне раздался заветный щелчок.

- Так, словно тебя не напрягает мое присутствие. И словно тебе есть дела до моих проблем.

- А разве это не так? Ты ведь мне платишь, а взамен я оказываю тебе услуги. По-твоему, это неправильно, прийти на выручку собственной начальнице? — даже бровью не ведет, умело вклиниваясь в поток автомобилей. Включает радио, и сверяется с навигатором, в то время как мне нестерпимо хочется под холодные дождевые капли. Чтобы протрезветь и перестать витать в облаках. - Может, я надеюсь на премию? Что же в этом плохого?

- Ничего, — все-таки соглашаюсь, отворачиваясь к окну, ведь так долго разглядывать его волосы, поблескивающие от влаги, уже неприлично. Еще решит, что очаровал меня своей отзывчивостью. - Только необязательно чинить мой кран, ремонтировать бачок и улыбаться, словно для тебя это естественно – помогать тем, кого ты ненавидишь. Так не бывает Бирюков: ты либо парень, что люто презирает эскортницу, либо чертов добряк, что бросается на помощь всем и каждому. Никакой золотой середины.

- Разве? В твоем мире, может и так. А в моем люди неплохо совмещают в себе различные качества, и даже законченная стерва на деле может оказаться вполне нормальной.

Это он обо мне? От удивления даже рот открываю, забывая предупредить его, что он проехал нужный поворот. Я бы определенно поспорила. Во мне хорошего ничего не осталось. Да и было ли вообще? Я даже Рыжего ищу, только лишь потому, что боюсь мук совести. Вдруг она у меня все-таки есть и станет грызть меня изнутри ночами, оттягивая приход долгожданного здорового сна?

Моргаю, и лишь усилием воли заставляю себя заговорить:

- То есть, я уже не пустое место с короной на заднице?

- Возможно, — отвечает туманно, приподнимая бровь, и подмигивает, каким-то чудом отыскав среди вереницы домов зеленую девятиэтажку. - А что касается ванной - я помогал не тебе. Твоя сестра ничего плохого мне не сделала.

Из машины он выбирается первым. Наговорил ерунды, и как ни в чем не бывало отправился на очередной подвиг! Время признавать очевидное – Тихомиров прогадал, когда приставил ко мне этого странного человека. Особого рвения выбивать из меня дурь Бирюков больше не проявляет и единственное, что он делает виртуозно – заставляет меня ломать голову над своими метаморфозами…

- Мы должны туда спуститься? — морщусь, зябко потирая плечи, когда Макс дергает скрипучую дверь, и уже представляю, как в кромешной тьме буду пробираться в логово подростков, отбиваясь от гигантских крыс. Возможно, там даже пауки водятся… Что за место для игр? Лучше бы Ярик брал пример с Ленки, тогда искать мне его пришлось бы среди пыльных библиотечных полок. И при всей моей нелюбви к чтению, такая перспектива выглядит более заманчивой.

- Придется. Но если, конечно, боишься, я и сам могу, — тянет насмешливо и уже нагибается, ставя ногу на металлическую лестницу.

У нас даже фонарика нет! Я трушу, как никогда в своей жизни, но показать свою слабость мне мешает чертова гордость. Жмурюсь, в отчаянии до боли прикусывая губу, и нерешительно подхожу к краю – в кромешной тьме мне удается разглядеть лишь темную макушку бесстрашного водителя, что в тусклом свете фонарей играет переливами – кончики мокрых волос отдают синевой.

Ладно, выбора у меня нет, верно? Либо сдамся, так и не узнав, чем занимается мой брат в сыром подвале, либо собственными глазами увижу, как развлекается молодежь, предоставленная самой себе, пока взрослые живут в свое удовольствие.

– Только не оставляй меня здесь, – молю, присаживаясь на корточки, и уже ругаю себя на чем свет стоит: что я несу? – Иначе на выходное пособие можешь не рассчитывать.

В темноте все наши чувства обостряются. Оттого так остро ощущается тепло чужой ладони, той, что я не должна касаться, но отчего-то хватаю, позабыв о собственных предрассудках. И плевать мне уже, что он бросил меня в центре Столицы, что испортил мне платье, расплескав капучино по подолу, на прощанье хлестко обозвав продажной – никого другого здесь и сейчас мне не надо. Стараюсь идти с ним в ногу, и не смотрю по сторонам — крепкая мужская спина, подсвеченная фонариком мобильного — мой ориентир в этом мудреном лабиринте, исполосованном прогнившими трубами, заваленном мусором и мелкой кирпичной крошкой, что хрустит под кроссовками, заставляя меня всякий раз испуганно вздрагивать.