Читаем Нулевой пациент. Случаи больных, благодаря которым гениальные врачи стали известными полностью

Августина, которая, помимо прочих достоинств, обладала еще и большой восприимчивостью к гипнозу – способу терапии, набиравшему тогда все большую популярность, – мгновенно стала звездой этих учебных спектаклей. Объяснив, что гипноз вызывает диссоциативное состояние, при котором одна часть мозга бодрствует, а другая – спит, Шарко представлял наглядные тому доказательства: он вызывал по своему желанию паралич какой-нибудь части тела, который мог излечить лишь словом или надавливанием на пораженную часть. Он пояснял, что особенная восприимчивость больных к внушению и гипнозу была одним из основных проявлений истерии. Надавив на веко, он вводил пациентку в бессознательное состояние, а надавливая повторно, приводил ее снова в чувство. Мы никогда не узнаем, с какой целью публика приходила на эти спектакли: движимая научным интересом или желанием поглазеть на эротические позы прекрасной Августины, которыми управлял профессор Шарко.

Пик заболевания наступил в 1877 году, когда за год было зафиксировано 1296 припадков, то есть по три-четыре в день! Однако два года спустя, в 1879 году, врачи заявили, что Августина здорова. Из пациентки больницы она превратилась в прислугу. Необратимость рабского положения. Несмотря на официальное выздоровление, она продолжала принимать участие в опытах Шарко. Неужели профессор был настолько очарован девушкой, что без страха рисковал быть опороченным и даже осмеянным? Утренние лекции по вторникам стали все больше походить не на занятия медициной, а на ярмарочные спектакли. Одним жестом профессор вводил Августину в состояние каталепсии, ее тело становилось податливым, словно резиновая кукла. Зрителям разрешалось присутствовать при этих сценах манипуляции. Шарко будил пациентку одним словом, вызывая галлюцинации при пробуждении: порой он говорил с ней о мужчине, бывшем предметом ее вожделений, но от которого она получала отказ.

Шарко обвинили в сумасшествии и превращении безумной пациентки в сексуальный объект, который он использовал ради славы и удовольствий. Их сразу стали считать любовниками. Постепенно бывшая звезда, кукла-талисман больницы Сальпетриер, модель истерии, вскружившая голову профессору Шарко, была покрыта позором. На ее фотографии посыпался град злых и похабных комментариев. После этого у Августины случился настоящий рецидив, и ее вынуждены были госпитализировать насильно. В 1880 году она смогла бежать из больницы, переодевшись в мужское платье.

Шарко, однако, не утратил громкого имени великого невролога[8]. В его честь были названы многочисленные неврологические болезни и симптомы. Многие европейские врачи по-прежнему посещали его занятия. В 1885 году к нему пришел молодой ученик-австриец, проявлявший особый интерес к гипнозу и истерии. Им был некий Зигмунд Фрейд.

Для историков Августина предстает в роли игрушки и помощницы Шарко, остававшейся в тени мэтра. В кино и литературе оказалось скорее наоборот. В некотором роде Августина стала жупелом[9] феминизма.

Истерия, клиническая история которой основана на неоднозначности и лжи взаимоотношений врача с пациентом, по-прежнему хранит патофизиологические тайны.

Эмми фон Н

Баронесса Фанни Зульцер-Варт де Винтерхур обладала двумя достоинствами – богатством и красотой. Она происходила из знатной баварской семьи, одной из самых обеспеченных в Швейцарии.

В 22 года она вышла замуж за Генриха Мозера, владельца часовых мастерских, который был старше на 43 года, и он решил сделать ее своей единственной наследницей. Как и предполагалось, престарелый муж вскоре скончался, а молодая вдова стала вдвое богаче. Ореол ее богатства и красоты быстро превратился в двойное бремя под давлением управляющих и поклонников.

У нее появились многочисленные симптомы истерии, изучение комплексности которых должно было быть поручено лучшим врачам. Симптомы, возникающие у бедняков, намного менее желательны, чем у богатых. С этой точки зрения медицина почти не изменилась.

Огюст Форель, известный в обществе как сторонник расовой евгеники[10], был первым, кого пригласили к больной. Как это часто бывает, компетентность врача – не единственный критерий выбора: сюда примешивается и его социальное положение, которое должно быть сопоставимо с положением пациента. Для человека состоятельного или знатного было бы неуместным и неприличным вызывать врача, лечащего людей без денег и звания. Профессионализм врача, сложившийся благодаря книгам и анализу содержимого ночного горшка, никогда не сможет соревноваться с профессионализмом, приобретенным в салонах. Поэтому к больной Фанни был приглашен великий Эйген Блейлер. Специалист в области шизофрении проявил больше осторожности и благоразумия, чем Шарко в истории с Августиной, – он не желал плутать в лабиринтах мозга Фанни и отказался от игры. Многие другие психиатры направлялись стройными рядами во дворец баронессы, но выходили ни с чем. Богатые наследницы менее покорны, чем презренные служанки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное