Как Маршалл и говорил, и большие часы, и их двенадцать сателлитов остановились навсегда. Дом, в котором помещался часовой механизм, напоминал машинное отделение затонувшего судна, это была груда искореженных взрывами двигателей и колес. Каждую неделю он поднимался по длинной лестнице на самую верхнюю площадку, находившуюся на высоте шестидесяти метров, и из башни с колоколами смотрел на плоские крыши зданий, тянувшиеся до самого горизонта. Длинные ряды молотков лежали перед ним защелкнутые в своих гнездах. Однажды он, играючи, пнул защелку дискантового молотка и. . над площадью поплыл звон. Звук его оказал на Конрада странное воздействие..
Постепенно он стал ремонтировать механизм, заставлявший звучать колокола: скреплял проволокой молотки и систему шкивов, протянул на верх башни новые тросы, перетащил уцелевшие лебедки из зала с часовым механизмом, переделал защелки.
Они с Маршаллом никогда не обсуждали те задачи, которые поставили перед собой. Словно животные, они подчинялись инстинкту и работали неутомимо, вряд ли задумываясь над побудительными мотивами. И когда однажды Конрад сказал Маршаллу, что он собирается уйти и продолжить работу в другом районе города, Маршалл тотчас согласился, поделился с Конрадом по мере возможности инструментами и попрощался.
Ровно шесть месяцев спустя звон колоколов большой башни поплыл над крышами домов. Они звонили каждый час, полчаса и четверть часа, постоянно возвещая о том, что день проходит. В тридцати милях от башни, в городах, расположенных по периметру большого города, люди останавливались на улицах и в дверях, прислушивались к тусклому эху, блуждавшему по длинным ущельям жилых кварталов, видных на горизонте, и невольно считали медленные удары, сообщавшие, который теперь час. Старики шептали друг другу: «Четыре часа или пять? Часы опять пошли. Странно, прошло столько лет».
И весь день они останавливались, когда за многие мили доносился бой часов каждые четверть часа и полчаса –
голос их детства, напоминавший об упорядоченном мире прошлого. Они начали ставить свои таймеры по бою часов; ночью, перед сном, они прислушивались к долгому полночному перезвону колоколов, а просыпаясь, слышали его снова в прозрачном чистом утреннем воздухе.
Иные отправлялись в полицейские участки и спрашивали, не могут ли они получить свои часы обратно.
После объявления приговора (двадцать лет за убийство
Стэси и пять за четырнадцать нарушений законов о времени, но общий срок не превышал двадцати лет) Ньюмена увели в камеру, находившуюся в подвале суда. Он ждал этого приговора и отказался выступить, когда судья предоставил ему последнее слово. После года ожидания суда день, проведенный на заседании, показался очень короткой передышкой.
Он не пытался защищаться против обвинения в убийстве Стэси. Отчасти потому, что хотел выгородить Маршалла и дать ему возможность продолжать работу без помех, а отчасти и потому, что чувствовал себя косвенно виновным в смерти полицейского. Тело Стэси с черепом, размозженным от падения с тринадцатого этажа, было найдено на заднем сиденье автомобиля, спрятанного в подземном гараже неподалеку от площади. Очевидно, Маршалл обнаружил, что тот бродит повсюду, и расправился с ним голыми руками. Ньюмен припомнил, как однажды Маршалл вдруг исчез, а потом был странно раздражителен до конца недели.
В последний раз он видел старика за три дня до того, как приехала полиция. Как и каждое утро, когда раздавался бой колоколов, он без шапки быстро шагал через площадь, чтобы приветственно помахать башне рукой.
. .Теперь Ньюмен должен был решить проблему, как создать часы, которые помогли бы ему скоротать двадцать лет отсидки. Он стал еще больше беспокоиться, когда его перевели в корпус, где сидели осужденные на длительные сроки. Проходя мимо своей камеры по пути к начальнику тюрьмы, он заметил, что ее окно выходит в узкий колодец.
Вытянувшись перед начальником и выслушав его поучения, Конрад отчаянно старался придумать хоть что-нибудь и удивлялся, как это разум еще не покинул его. Кроме отсчета секунд, по 86400 каждый день, он не видел иного пути определять время.
Запертый в камере, он вяло опустился на узкую койку.
Он слишком устал, чтобы распаковать даже небольшой узелок своих пожитков. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться в бесполезности колодца. Внизу него горел мощный фонарь, делавший невидимым солнечный свет, который проникал сквозь стальную решетку, расположенную на высоте пятидесяти футов.
Конрад вытянулся на койке и осмотрел потолок. В
центре его в углублении была лампочка, но, к своему удивлению, он увидел и вторую лампочку в камере. Она была вделана в стену в пяти футах над его головой. Он видел защитный плафон, достигавший десяти дюймов в диаметре.
Сначала он подумал, что это ночник, но нигде не увидел выключателя. Повернувшись, он встал, осмотрел плафон и вдруг подскочил от изумления.
Это были часы! Он прижал обе ладони к стеклу, прочел цифры, отметил расположение стрелок. Без тринадцати минут пять. Так сейчас и это зловещая шутка или какая-нибудь ошибка?