– Вот именно, – сказал он. – И корабль, который тебя выловил, тоже совершенно секретный.
– Вот вы зубоскалите, – сказал Горилла Бейтс, – а у нас из-за этого ребят никогда на берег не пускают. Офицерам-то еще ничего, а матросам иногда позарез надо вот этого. – Он взмахнул бутылкой. – И еще кое-чего, – добавил он. – У вас есть жена, доктор?
Доктор Бедоян покачал головой. Он подошел к окну и выглянул наружу. Флоридавилль во всей своей немудреной красе разлегся от отеля до сверкающего моря.
– Пан, – сказал врач, – лучшего местечка для посадки ты, разумеется, выбрать не мог.
– Я его не выбирал; мы здесь сошли на берег с МА.
Врач вздохнул.
– Тебе и знать-то не положено, что «Кук» – это МА. И
вообще, что существует МА. Им пришлось сказать мне об этом, чтобы я мог явиться сюда и разузнать, что тебе известно и кому ты собираешься это сообщить.
Счастливчик Бронстейн рассмеялся.
– Он говорит МА, потому что мы так говорим, док. Он не знает, что это означает.
– Это должно означать
«МИНОНО-
СЕЦ-АВИАНОСЕЦ», – сказал Пан. – Потому что на нем есть несколько самолетов, и еще потому, что у него длина и скорость как у миноносца. Но если переставить буквы, то это уже будут «Атомные мины».
Мичман-минер Бейтс вскочил с кровати, на которой он разлегся.
– Что за черт, кто тебе это сказал? – спросил он. – Даже
Счастливчик ничего не знает об…
Он запнулся.
– Это точно, – подтвердил Счастливчик.
– Я регрессировал, – сказал Пан Сатирус, – но не до конца. Я еще могу пользоваться зрением и мозгом, который унаследовал от предков. Даже если я и треплюсь целый день, и, признаться, устаю от собственного голоса. Горилла, ведь на палубе лежали мины! А тому, кого пять с половиной лет мотали по всяким атомным лабораториям и ракетным базам, определить, что они предназначены для атомных зарядов, проще простого. Там есть еще такие…
– Заткнись, Пан! – сказал Горилла Бейтс. – Тебя поставят к стенке и расстреляют.
– Горилла, ты рассуждаешь как бесхвостый макак, –
сказал Пан. – Если от меня узнают, как летать со сверхсветовой скоростью, русские будут выглядеть как мартышки. Как макаки-резусы.
– Иногда мне кажется, что у тебя расовые предубеждения против этих резусов, – сказал Счастливчик.
– Гигантский резус почти так же умен, как любое другое известное мне животное, – заметил доктор Бедоян. –
Впрочем, с бабуинами мне не приходилось иметь дела.
– Это две самые глупые ветви среди множества приматов, сказал Пан. У него был слегка рассерженный вид. –
Я полагаю, доктор, что, как всякий человек, вы по простоте приняли послушание и покорность за ум.
– Пусть будет по-твоему, приятель, – согласился доктор
Бедоян. – Ладно. Я выполню свой долг перед родиной.
Если ты согласен выдать свой великий секрет… что такое ты там сделал с космическим кораблем… я уполномочен предложить тебе все, что пожелаешь.
– Кем?
– Генералом Магуайром.
– Этим гигантом с мозгом мартышки? Берите выше, доктор.
Доктор Бедоян развел руками.
– Пан, мне и так быть козлом отпущения, если ты только знаешь, что это такое. Прими мой совет – держи язык за зубами.
– Хорошо, что вы так заговорили, док, а то мы уже собирались дать вам прикурить, – сказал Горилла Бейтс. –
Точно, послушайся доктора, Пан. Ничего им не говори.
– А удержится ли он? – с сомнением спросил Счастливчик Бронстейн. – Ведь если с ним что неладно – так это то, что он не может не болтать.
Пан Сатирус закрыл лицо руками и стал издавать странные звуки. Оба моряка в тревоге вскочили, но врач успокоил их:
– Это он смеется.
Справившись с собой, Пан пояснил:
– Едва ли я смогу раскрыть свой секрет без чертежа. А я регрессировал только до такой степени, чтобы говорить, но не до такой, чтобы рисовать и чертить схемы. Я все еще немного лучше людей.
– Я, между прочим, никогда в жизни не писал на стенах гальюна, – сказал Горилла Бейтс.
– Я тоже не писал, – сказал Счастливчик Бронстейн. –
Но я еще не видел ни одного гальюна в Штатах, чтобы там не было чего-нибудь намалевано. Хорошо еще, что там не побывал ни один шимпанзе.
– У меня есть идея, – сказал доктор Бедоян.
Он подошел к двери и открыл ее.
К трем агентам службы безопасности присоединились еще два, отличавшиеся от них ростом и цветом одежды, но не манерой поведения.
– Джентльмены, я не мог уговорить Пана Сатируса сообщить нам нужные сведения. Судя по всему, он очень нервничает. Он недоволен тем, что вы сторожите у дверей его комнаты.
Пан Сатирус тотчас прыгнул, ухватился одной рукой за люстру и повис, раскачиваясь, а другой рукой стал бить себя в грудь. Счастливчик Бронстейн испуганно ретировался к окну.
– Простите, доктор, но мы получили приказ, – сказал
Макмагон. – И вы тоже. Заставьте шимпанзе говорить.
– Как? – спросил доктор Бедоян.
– Есть же такая штука под названием «сыворотка правды»?
– Разве я вас учу, как производить проверку на благонадежность? Я врач, мистер Макмагон, и как таковой не принимаю врачебных советов от неспециалистов.
Один из вновь прибывших агентов встал.
– Так вы не ветеринар? – спросил он.
– До окончания колледжа и до работы с приматами я семь лет изучал человека, гомо сапиенс…