Нулевой след (ЛП)

Пора было принимать лекарство. Пока девушка ходила за его мадленами в подсобку магазина, он достал из сумки упаковку с лекарством и выдавил дневной рацион белых капсул сквозь фольгу. По старой привычке он держал капсулы спрятав их в зажатой ладони. Когда она вернулась и принесла ему три кекса на квадратной белой тарелке, он уже убрал упаковку с лекарством. Один мадлен был без начинки, один был слегка сбрызнут чем-то белым и один был с черным шоколадом.

— Спасибо, — сказал он ей. Он окунул тот, что был без начинки в свой чай, возможно из-за каких-то смутных суеверий, возникших в связи с мыслями о Прусте, а потом быстро съел их все. Они оказались очень вкусными, особенно обрызганный белым, он оказался миндальным. Закончив с кексами он запил Базельские капсулы своим белым грушевым чаем.

Затем он вспомнил о компьютере и обновил окно программы.

Две минуты назад пришло сообщение. «Ты здесь?»

«Да. Извини».

Снова обновил окно.

«Твой телефон прослушивается».

«Это лэптоп, я взял его взаймы. Телефон потерял». Он заколебался. «Я думаю Слейт следил за мной через него».

Обновить окно.

«Как потерял?»

«Избавился от него».

Обновить.

«Почему?»

Он уже думал об этом. «Слейт говорил моим преследователям где я нахожусь».

Обновить.

«И что?»

«Мне это надоело».

Обновить.

«Не делай больше таких резких движений ОК? Все будет нормально».

«Не хочу чтобы он знал где мы остановились».

Обновить.

«Где вы?»

«Остановились», — закончил он вслух, затем написал: «Отель Одеон, возле метро Одеон».

Обновить.

«Обратно следующим утром?»

«Насколько я знаю, да».

Обновить.

«Что ищет твоя напарница?»

«Джинсы».

Обновить.

«Забавно! Будь на связи. Удачи».

«Пока», — сказал Милгрим, ощущая себя почти разочарованным поведением своего федерального агента. Как будь-то пообщался с равнодушной молодой мамашей.

Он закрыл страницу Твиттера и выбрал в закладках страницу, которую сохранил в прошлый раз. Фолей в модельной куртке с молнией и старомодный порнографический четырехугольник. Откуда этот снимок вообще? Он прокрутил страничку, в этот момент в его голове начала складываться какая-то картина. Он вспомнил еще одну презентацию французской девушки в Лондоне, в Сохо. Она была о фетишизации рынков одеждой в стиле формы оперативных спецподразделений. Она ссылалась на войну во Вьетнаме, как на переломный момент, аргументируя свои предположения коллажем маленьких рекламных постеров с обложек почившех теперь уже в бозе популярных в пятидесятых мужских журналов Правда и Аргоси, бандаж от грыжи, кружки с нарисованными в них обезьянами, которые можно было заказать по почте, курсы для желающих научиться ремонтировать газонокосилки, рентгеновские очки… Эти рекламы, сказала девушка, представляют массовый бессознательный образ американского мужчины, сложившегося после второй мировой войны. Если даже не рассматривать грыжевые бандажи и их заменители (Милгриму даже показалось что Американских послевоенных мужчин постигла просто таки эпидемия грыжи), в остальном эта реклама не очень отличается даже от того, что можно было увидеть на обложках комиксов тех лет. Не смотря на то, что любой желающий тогда мог заказать себе еще одну итальянскую винтовку, в точности такую же, из какой позже был убит Кеннеди (причем дешевле пятидесяти долларов, даже включая расходы на доставку). Послевоенная валоризация вещей американскими мужчинами сказала еще она, уравновешивалась недавними воспоминаниями о реалиях военных действий, не смотря на то, что эта война была безоговорочно победоносной. Вьетнам все изменил, сказала она, показывая новый набор коллажей. Вьетнам организовал сдвиг в психике американских мужчин. Милгрим не мог вспомнить в точности что там она подразумевала, но он знал что она связывала это с культурой, подобной той, которую генерировали вебсайты, похожие на тот, где он сейчас наблюдал фото Фолея.

Черный прямоугольник на глазах Фолея был предназначен для защиты его личности и это подразумевало его принадлежность к элитному боевому подразделению. Девушка назвала это специализированным маркетинговым приемом.

Он еще раз посмотрел на фото Фолея. Тот не выглядел сколько-нибудь устрашающим. После десяти лет жизни на улице Милгрим точно знал несколько очень страшных вещей. Мужчина со стрижкой в закрытом ресторане на окраине Конвея был человеком, которого следовало опасаться. То, что он излучал, не имело какого-то точного названия, это было очень трудно скрыть и невозможно подделать. Впервые он увидел таких людей среди молодых Албанцев, торгующих героином в Нью-Йорке. Это мог быть и их прошлый военный опыт и что-то другое. Фолея, как он начал подозревать, следовало опасаться скорее из-за подлости, нежели из-за силы. Он предположил это после изучения формы его губ под черным прямоугольником. Хотя ему уже доводилось встречаться с личностями, в которых и подлость и сила вполне себе уживались, и вот от таких то следовало держаться как можно дальше.