Мы летели уже в коридоре к соседней системе. Целые сутки тишины. И Око не выживет. Я уже сделал всё, что мог. Среди нас не было медиков. А наших знаний не хватало, чтобы ей полноценно помочь. Следовало бы прижечь рану… но на планете у нас не было времени, а сейчас просто нечем.
— Что, переживаешь, умник? — смеялась она. — А помнишь свои робкие попытки завоевать моё сердце в Академии? Помнишь, как ты пытался своими знаниями меня заинтересовать? Тогда мне это было не интересно… а теперь я понимаю, как мне не хватает этих знаний.
— А сейчас, хочешь сказать, что заинтересовал? — усмехнулся я и поёжился, рана на животе давала о себе знать, всё же, я не залечил её также до конца, просто приказал своей крови её полностью закупорить и всё.
— Заинтересовал, умник, ещё как, — рассмеялась она. — Было бы это лет так на пять пораньше… проявил бы ты себя тогда… но кто знал, что ты такой отличный… боец, командир, наставник?.. кто же знал, что всё именно так обернётся? Кто же знал, что мы с тобой вдвоем будем противостоять угрозе столь долго, сколько не смог никто?
— Есть ещё те, кто будет противостоять ещё дольше нас, — сделал я глубокий вдох, а потом медленно и шумно выдохнул. — Но целый год почти в полной изоляции, когда силы почти постоянно отступали, со всё постоянным нажимом противника… да, думаю, это пока что рекорд.
— Абсолютный! — рассмеялась она, а потом зашипела. — Ведь никто более не будет сдерживать именно первый натиск, именно первых тварей. Мы дали столько материала для исследований, столько всего интересного благодаря… чёрт… голова кружиться…
— Управление корветом на меня, — приказал я внутренней системе корабля, сразу же получив все полномочия по управлению. — Отозвать управление у Око.
— Ага… — прикрыла она глаза. — Спасибо… давай пока ещё поговорим.
Странная просьба. Но интуитивно понятная. Она не хочет провести свои последние мгновения в тишине. Она хочет слышать голос того, кому доверяет. Я даже не знаю, как она пришла к такому выводу. Я даже совершенно забыл, что когда-то пытался с ней что-то построить. Просто… отмёл как неважное. А она вспомнила, и я сейчас чувствую сейчас крайне виноватым. И что мне сказать? Что мне ей можно сказать? Я к ней ничего, кроме сожаления, что не могу спасти, сейчас не чувствую. Я вообще почти ничего не чувствую последние дни. Одна агония. Одно страдание. Один упадок.
Я даже уже не верю в то, что мы сможем победить. В нашем секторе мы самая отсталая раса в плане технологий… но нас много, из-за этого на нас не нападают соседи. Но… и не помогают. Они не верят в то, что на нас нападёт кто-то, кто может уничтожить целую галактику. Но вот, мы уже потеряли одну звёздную систему. Я видел, ещё когда сражались на планете, несколькими днями ранее, как эти твари уничтожают звезду, как нечто огромное выкачивает из неё всё вещество, энергию, саму суть… как внутри неё созревает что-то тёмное, всепоглощающее. И мы не можем этому помешать. Никто не может. Вообще никто.
И это только начало. Это только самое начало этой чёртовой войны. А наш фронт начал постепенно сыпаться.
— Честно, — повернул я голову в ее сторону. — Я даже не знаю, о чём можно поговорить.
— Хоть о чём-нибудь, умник… — в её голосе было столько страха, было столько боли. — Я… я понимаю, что я умираю… что тут никто мне не поможет… и я не хочу умирать в тишине… я не хочу… я просрала всё в этой никчемной жизни… а ведь если бы тогда ответила тебе взаимностью… если бы не посчитала каким-то придурком… как бы сложилась судьба?.. — повернулась она ко мне лицом, по её щекам текли слёзы, она даже не пыталась скрывать их, это был первый раз, когда я видел на ней их.
Сколько же она их сдерживала?
— А как ты думаешь, Блад… Алекс? — уже чуть спокойнее сказала она, но тут же зажмурилась, слёзы снова потекли, и она отвернулась, прикрывшись рукой.