Нулевые. Затишье перед катастрофой

– Если ты мне не веришь, тогда можешь обратиться к литературному творчеству и истории. Так вот, Толик. Страна наша давно разделилась на тех, кто дрючил и на тех, кого дрючили. Власть, как и интеллигенция не понимают этой истины. Начальники думают, что могут держать под анестезией народ сколько угодно и развала не будет. Интеллигенция думает, что это нынешняя власть разваливает страну и если поменять власть и предпринять некие действия, то можно если не продлить существование страны, то изменить его к лучшему. Все они ошибаются, потому что развал уже случился в семнадцатом году, а все наши правители держали ситуацию в подвешенном состоянии по сегодняшний день. Поэтому самая выгодная позиция – моя. Я мирно и тихо продвигаю свою линию, не сорюсь с линией партии и получаю за это какие-то скромные деньги.

– Я не хочу верить в твоё дерьмо! – Князев сделал глоток из бутылки.

– И я тоже не хочу, – сказала Анастасия. До этого момента она стояла на лестнице в ночной рубашке и слушала их разговор.

– Ну, вот и славненько! – Власов рассмеялся. – Мне тоже всё равно, но что вы будете делать, когда это начнет происходить? Ладно, Толик, надеюсь, что ты помнишь, где тут остановка, потому что на ночь ты здесь не останешься. А это Настя. Моя невеста.

– Он вполне может поспать в гостевой комнате или в комнате для прислуги. Не веди себя как свинья, – сказала Анастасия.

– У вас такой знакомый голос, – задумчиво произнес Князев.

Осадок от разговора остался надолго и через пару дней Власов захотел продолжить его, но уже с более авторитетным человеком в области информации и пропаганды.

– Ярослава, здравствуйте, – неуверенно промолвил Власов.

– Да, здравствуйте. А это кто?

– Это Власов. Я работал на вас, помните?

– А, Миша. Почему ты со мной на вы? У нас же столько общей памяти.

– Я как-то не сориентировался.

– Вот, а я, поэтому не признала тебя. Чем живёшь? Женился уже, небось?

– Нет. Я с этим делом не спешу. Я себе дом купил на Рублёвке. Сейчас тут много брошенной недвижимости. Иногда если долго прогуливаться, можно почувствовать себя в Чернобыле.

– О да, – она рассмеялась. – Мы как раз там жили пока не уехали в Испанию.

– Ты сейчас в другой стране находишься? – удивился Власов.

– Да. Мы с мужем и детьми уехали почти сразу же, как ты пошел работать к Князеву. Времена сейчас хреновые. Мы купили тут дом. Накопленные средства позволяют вообще не думать о деньгах. Нам с мужем здесь нравиться, а вот дети скучают по России. Слушай, а как поживает твоя барышня? Вы с ней расстались?

– Слышала о Борисе Васильевиче Поплавском?

– Ну да. Миллиардер. Его часто сравнивали с Кагановичем за манеру руководить производством. А что такое?

– Моя барышня с ним трахается.

– Что, правда? – она громко расхохоталась. – Поздравляю. Прорываетесь к месту под солнцем вместе. Наверное, это вносит некое разнообразие в ваши отношения. Значит, скоро ты станешь серьезным человеком. Поздравляю.

– Спасибо. Только вот как меня Анечка послала в своё время, так я с ней не разговаривал. Честно говоря, я не ищу постоянных отношений. Не хочу привязываться к кому-либо. Второй раз я уже не выдержу измены и предательства. Так что перебиваюсь кратковременными отношениями.

– Мне тебя жаль.

– Не волнуйся. Я вполне доволен жизнью. Главное, что есть деньги. Получается ты не в курсе того что сейчас происходит с нашими СМИ?

– Я всегда в курсе. Думаешь, почему мы уехали? Всё из-за идеологического поворота во власти. Вернее это выглядит как поворот. На самом деле они просто перестали делать вид, что у нас демократия.

– Мне нужно твоё профессиональное мнение. Это уже конец? Всё? Мы движемся к совку?

– Ну как тебе сказать, – она задумалась. – С одной стороны это так, но с другой стороны наша медиа машина это своего рода машина по утилизации смыслов. Сначала она утилизировала коммунизм, потом был короткий период утилизации демократии, а теперь машина будет поедать красно-коричневых. В конце концов, мы придем к идеологической пустоте, в абсолютное ничто. И из этого отсутствия родиться нормальная человеческая российская идеология. В этом есть даже элемент психотерапии для нашего глубоко больного общества.

– И она тоже трактор завела, – думал Власов.

Впервые в своей жизни Власов задумался о необходимости эмиграции.

Разговор с реальным Путиным.

Власов осматривал последнее занавешенное полотно Владислава и так и не решался его раскрыть. Он ходил туда-сюда. В галерее царила атмосфера заброшенности и опустошения. Пустота вызывала у Михаила тоску. Он сразу вспомнил седую бороду своего отца, слёзы сами наворачивались на глаза. Власов сел на пыльный китайский столик и заплакал. Жизнь проходила, а он не мог с этим ничего поделать. Он думал о своём детстве. Мир в детстве был ярче, да и жизнь Власова была наполненной до краёв. Он осознавал тоску по этому ощущению и думал, что это мир изменился. Через миг он понял, что изменился он сам, а мир в это время оставался неизменным. Ему опять вспомнился отец, Власов решил встать и пойти к полотну, пока депрессия не сожрала его полностью.

“ …………. ……………………………