Через пару минут подъехал Матвеев. Михаил вышел под руку с Анной. На нем был дорогой черный костюм, а на ней было красное вечернее платье в обтяжку. Её каштановые волосы были заплетены в аккуратную косу, что придавала её облику некую спортивность.
Генеральный директор нефтедобывающей компании “РусНефтеТрасГаз” в прошлом подполковник КГБ Иван Соколов справлял своё шестидесятилетие в элитном клубе “День Опричника”. Внутреннее убранство было выполнено в лучших традициях Георгиевского Зала. Роскоши было настолько много, что она кое-где переходила в пошлость. Михаил уже привык к этим бесчисленным попыткам скрыть нищету ума и духа. Власов сразу же узнал многих коллег по околовластной тусовке. Ему казалось, что они были тут всем составом. Михаил замечал, как мужчины буквально сжирали взглядом Анну. Это не злило Власова, а наполняло его гордостью от обладания такой девушкой. Они сели за столик на двоих.
– Что будешь кушать? – Анна взяла меню со стола. – А почему цен нет?
– За всё уже уплачено из бюджета. Выбирай, что хочешь. Тут шведский стол, – съехидничал Власов.
– Если хотя бы половину денег с этой окружающей пошлости отправили бы в Иркутск. Можно было бы построить пару крыльев в центральной больнице или построить детский сад,– подумал Власов
Тем временем праздник вроде бы начался. Анна с Михаилом наслаждались едой. На сцену вышел ведущий Валерий Гакало и его помощник Сергей Кургант. Зал встретил их бурными аплодисментами.
– К сожалению, Ксения Анатольевна не смогла, – начал Кургант, зал залился хохотом. – Но мы тут как тут.
– Ещё бы. Где же вам ещё быть как не здесь, – подумал Власов.
– Сегодня мы собрались не для вручения премии Золотой Граммофон как думаете, вы, Сергей, – добавил Гакало. – Сегодня мы собрались, чтобы поздравить замечательного человека, настоящего, не побоюсь этого слова, патриота России, великого человека, нашего дорогого Ивана Дмитриевича.
На сцене появился крупный мужчина средних лет с лицом отставного полковника милиции. Он был одет в дорогой костюм, две верхние пуговицы на его рубашке были расстёгнуты. Михаил сразу же узнал его. Это был Юрий Бургло-Первый. Он позиционировал себя как русский патриотический олигарх.
– Ваня, – начал Бургло. У него был мощный басистый голос. – Поздравляю тебя от всей души, желаю тебе уделать всех этих пидарасов! Я хотел бы поздравить тебя не только с твоим юбилеем, но и с тем, что ты смог пробиться за железный занавес.
В зале раздался хохот.
– Россия вошла на американский рынок, – продолжил Бургло. – И я верю, что мы их уделаем, вставим им по полной. И за беловежскую пущу ответят мрази и за ГКЧП! А если не уделаем, то мы их купим. Наконец-то! Наконец-то жизнь повернулась к России лицом, а не жопой! Денег у нас теперь дохерища…..
Власов отстранился от поздравительной речи Бурло-Первого, налил себе полный фужер вина и выпил залпом.
– Как же я хочу посмотреть на ваши рожи, когда до вас дойдёт, что вы со своими уголовными постсовковыми понятиями на Западе никому на хуй не сдались? Когда вы поймёте, что никогда не войдёте в мировую элиту, и всегда будете сидеть у мировой параши? – думал Власов.
– Миша, что-то ты после своих гастролей по России опять подсел на водку, – сказала Анна.
– Это вино, – Михаил чувствовал легкое опьянение.
– Представляем вам, дорогие товарищи! – начал Гакало. – Всем вам хорошо известного человека, знаменитейшего певца, царя нашей эстрады, не принца, а самого настоящего царя, любимого всеми Петю Колбаскина!
– У нас же Филя царь. Так это что бунт на корабле? – думал Власов.
На сцене появился низкий полноватый мужчина с золотыми волосами, образующими пышную шевелюру. Своим видом он напоминал оперного певца, правда, с налётом попсы. Петя исполнил гимн страны, песню “С чего начинается родина”, потом репертуар сдвинулся в сторону советских песен семидесятых, вскоре Михаил обратил внимание на алкоголь.
– Миша, может, скажешь мне, в чем дело? У нас ведь не должно быть секретов, – Анна мило улыбнулась.
– Что же мне ей ответить?– думал Власов.
– Российский народ не может понять всю прелесть демократии и европейских ценностей. Он привык жить в реальности дремучей азиатчины с примесями архаичного русского сознания и худших черт советского режима. И всеми силами наш народ пытается остаться во всём этом, – сказал Власов.
– Помниться, что я тебе что-то такое уже говорила. И ведь, это, во время восстания декабристов, их же тоже не понял простой народ, – вдруг ответила Анна. – Народ думал, что конституция, за которую выступали декабристы это жена императора. Твои идеи могут быть непонятны людям. А вот власть общается с людьми на понятном им языке.
– Где ты нахваталась таких идей? – спросил Власов.
– На работе многие об этом говорят, – Анна снова миленько улыбнулась. – Не парься по этому поводу и радуйся жизни. Гордись тем, что выбрался из бабкиной комнатушки. Конечно, ты можешь пытаться как-то менять систему изнутри, хотя вот лично меня всё устраивает.
– Народ в нищете, люди живут в хибарах, спиваются…, – Власов не договорил.