Нулевые. Затишье перед катастрофой

– Стоп, стоп! Слушай сюда, ты хоть понимаешь, что ты сделала? Ты, ты, у тебя ещё хватает наглости мне звонить! Послушай, – Анна пыталась что-то сказать. – Послушай, всё, стоп! Выслушай меня, вот, если бы ты, когда впервые там трахнулась с кем-то и потом пришла ко мне и сказала, мол, вот Миша я, там, трахнулась с парнем у нас заебись всё, любовь, там, отношения. Я бы понял, что я не удовлетворяю тебя как партнер, осознал, там, всё, мы бы разошлись друзьями. Я бы вам даже денег дал! Но, ты, сука, ты, блядь! Я не говорю о том, что ты меня нагло использовала и жила за счёт моих денег. Я не говорю о том, что я тебя со дна вытащил этой жизни! Ты со своим образованием могла только на панель устроиться работать. И вот, блядь, мне даже этот урод Петров говорил, что, блядь, я мудак, что я общаюсь с такой-то шмарой, потенциальной проституткой. Я говорил ему, нет, ты хорошая, ты, блядь, не такая, ты нормальная, ты исправилась!

Михаил слышал, как Анна уже не плакала, а выла.

– Заткнись! Перестань реветь! – продолжил Михаил. – Понимаешь, ты не только меня обманывала, там, ты всех этих ушлепков обманывала, с которыми спала. Я, да, я – ничтожество! Мне как бы всё равно. Я абсолютно не мужчина. Я серьёзно говорю тебе это! Ты понимаешь, что ты сама себя мучила, всё это время пока мы жили вместе. Ты жила с человеком, которому ты хотела плюнуть в лицо. И сейчас ты снова пытаешься вернуть отношения такой яркой девушки как ты с таким невзрачным человеком как я. Ты понимаешь как это, блядь, не логично?!

– Миша, мне больно. Я была так несправедлива по отношению к тебе, – чуть слышно сказала Анна.

– Нет. Ты была права во всём. Я ничтожество. Давай поговорим с тобой как взрослые люди. Ты взрослая самодостаточная женщина!

– Я всё сделаю лишь бы загладить свою вину перед тобой. Я раздавлена, мне очень жаль. Я люблю тебя, – её голос был тихим и виноватым.

– Врёшь, сука! Ты лживая, циничная и лицемерная тварь! Я тебе не верю. Вот. Поговорим как взрослые люди. Я не понимаю, зачем ты шлёшь мне эти слезливые сообщения. Я тебя никогда не прощу, понимаешь? Я тебя ненавижу! Ты меня больше никогда не увидишь в этой жизни! Это значит, что тебе следует найти себе другое ничтожество, чтобы жить за его счёт. Хотя, теперь ты – взрослая и самодостаточная женщина. Я прописал твою маму в своей старой квартире в Питере, я прописал тебя в этой квартире, где ты сейчас находишься. У тебя есть работа. Теперь ты можешь позволить себе иметь любого кого хочешь. Понимаешь? Тебе больше не нужно будет мучать себя, проживая с человеком, которому хочется плюнуть в лицо. Вот. Прости меня и постарайся понять. Надеюсь, ты сможешь пережить всё это, – закончил Михаил.

– Блин…, – Анна недоговорила, Михаил положил трубку.

Она больше не звонила.

Власов собрал вещи, мысленно попрощался с домиком и отправился в путь. Ему удалось купить билет на электричку без наличия у себя документов. На вокзале Михаил не обнаружил особой активности милиции по отношению к нему, хотя на нём было обвинение в педофилии. Власов выглядел как совсем обычный россиянин с уклоном в бомжи. На нем была та старая меховая куртка, китайские меховые штаны, армейские ботинки и меховая шапка. Таких людей как Власов на вокзале были сотни, и ментам было нечего взять с него в плане денег. Так что Михаил без проблем добрался до нужного ему места. Это был ресторан армянской кухни в одном из спальных районов Москвы. Дело в том, что один знакомый Петрову чекист крышевал этот ресторан. Николаю очень там нравилось, ведь еда для него всегда была качественной, свежей и бесплатной. Хотя Петров мог провести сегодняшний день в другом месте, Власов думал об этом, этот ресторан был самым вероятным его местонахождением. Михаил не ошибся. Машина Николая стояла на парковке. Теперь Власову нужно было найти место, откуда можно было совершить убийство. Он хотел забраться на крышу девятиэтажного дома, с которой можно было хорошо видеть парковку. Он обошел пару парадных пока не нашел ту, в которой вход на крышу был открыт. Михаил боялся высоты, он собрал винтовку и постелил покрывало на полу, чтобы было не холодно лежать.