Читаем Нулевые полностью

– Закусывайте. Вот эта говядина сырокопченая – объедение просто. – И стал по новой разливать вино; заметил, что Настя сидит со скучным лицом, не выдержал: – Доча, если ты хочешь нам испортить настроение, то у тебя это не получится.

Она встрепенулась, через силу улыбнулась, наткнула на вилку колбасу. Стала жевать.

– Так, – Юрьев поднял бокал, – кто следующий?

Следующей стала произносить тост сестра Марина. Сказала, что у нее лучшие братья на свете, а особенно сегодняшний именинник. «Именины у меня в январе», – мысленно произнес Юрьев, но поправлять не стал. Улыбнулся.

Потом за компанию – сам давно не курил – вышел с Игорем на лоджию.

– Тут нашел утром в почтовом ящике. – Свояк достал из заднего кармана джинсов малоформатную брошюрку. – Партия «Гражданская сила» придумала объект для предвыборной критики. Гляди. – Раскрыл. – «В московском метро: опасно, тесно, душно, стоимость проезда неоправданно высока».

– Да ну их всех, – поморщился Юрьев, – надоели.

– Погоди-погоди! Сейчас смешное прочитаю… Не знаю, кто это писал, но профессионализм – на нуле полнейшем. Слушай: «Одиннадцатого июня две тысячи четвертого года на станции “Нахимовский проспект” сотрудник милиции забил насмерть пьяного пассажира». Хм! Каждый хоть немного знакомый с ручкой и бумагой понимает, что предложение нужно строить иначе…

Юрьев, машинально кивая, смотрел на улицу. Солнце уже зашло, воздух был серо-синий, тяжелый. Горизонт заслоняла широкая семнадцатиэтажка; многие окна были освещены, и в некоторых различались шевелящиеся фигурки людей.

– А ты за кого голосовать думаешь? – Игорь подпихнул Юрьева локтем.

– Я?.. – Занятый другими мыслями, Юрьев поначалу растерялся. – Я за «Самсунг» голосую. – Он работал в московском представительстве этой фирмы, в отделе маркетинга. – Пока «Самсунг» интересуется Россией, я и моя семья не пропадем.

– Ха-ха! – Игорь с удовольствием затянулся. – А серьезно?

– Да перестань, Игорек. Какое голосование?! Надоела эта гомозня тыщу лет. Ладно, пошли выпьем.

С приездом Дарьи, Олега с женой и детей стало повеселее. Точнее – оживленнее, и это оживление ослабило некоторое напряжение за столом. Настя и Полина, освободив стулья, ушли в соседнюю комнату, вареные лица Андрея, Володи и Милы не так бросались в глаза.

Юрьев приглашал гостей кушать, наполнял бокалы, пил, и, как всегда от хорошего вина, внутри что-то раскрылось, задышалось глубоко, легко, и окружающее словно бы стало ярче, красочней, Юрьев радовался этой яркости и раскрытости и не хотел помнить, что всегда, стоит ему выпить лишнего, перейти некую грань, – и яркость превратится в режущую глаза отчетливость, а в душевную раскрытость хлынет горечь, мозги наполнятся черными мыслями, старыми и свежими обидами, тело охватит зудящая, как аллергия на что-то, усталость…

– Так, теперь Олег пусть скажет, – вспомнив, что должны звучать тосты, предложил, точнее, велел Юрьев.

Олег поднялся, наморщил лоб, собираясь с мыслями. Посмотрел куда-то в стену… Он был моложе Юрьева года на два, но выглядел старше: волосы редкие, глубокие залысины надо лбом, кожа на лице истонченная, помятая. И жену его не сравнить с Ириной – полная, хлопотливая; этакая тетка, а не женщина.

– Что ж, я очень рад, что оказался сегодня здесь, за этим праздничным столом… – начал Олег, держа в правой руке стакан с соком (алкоголь он не пил). – Вообще, я рад, что в моей жизни появились ты и твоя семья. Год назад, когда я пришел в компанию, то, конечно, мне было сложно в новом коллективе. И первым человеком, кто проявил ко мне внимание, помог, оказался ты. Очень быстро деловые отношения переросли в дружбу, уверен, настоящую и долгую. Москва, – Олег, приехавший сюда из Таганрога, вздохнул, – Москва – город огромный, миллионы людей, а найти друга здесь очень сложно. Я счастлив, что друг у меня появился. За твое здоровье, за то, чтобы все у тебя, и твоей семьи, и твоих многочисленных родственников было по первому классу!

– Ура, ура, ура! – по-гусарски провозгласила Дарья и подняла бокал так резко, что вино плеснулось на салат. – Ой, простите…

Снова чокались и улыбались… Юрьева тронули слова Олега; вспомнилось, как тот пришел к ним с дипломчиком каких-то наверняка липовых маркетинговых курсов, робкий, неумелый, туго соображающий (еще бы, в тридцать пять лет начал в этой сфере работать), и Юрьев ему действительно очень сильно помог тогда. Человеческим отношением в первую очередь. Потом, правда, в определенный момент пожалел, затревожился – Олег к нему буквально прилип, звонил в выходные, предлагал то на какую-то автомобильную выставку сходить, то в волейбол поиграть, то рвануть на Оку на рыбалку или просто интересовался, не нужна ли какая помощь. Хотел поставить его на место, но вовремя понял, почему Олег так себя ведет, и не то чтобы смирился, а стал относиться спокойней.

– Может быть, теперь мой дорогой зарубежный племянник что-нибудь скажет? – подождав, пока гости заедят предыдущий тост, сказал Юрьев; просто так сидеть становилось все тяжелее, а общего интересного разговора не возникало. – Как, помнишь русский язык-то?

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая русская классика

Рыба и другие люди (сборник)
Рыба и другие люди (сборник)

Петр Алешковский (р. 1957) – прозаик, историк. Лауреат премии «Русский Букер» за роман «Крепость».Юноша из заштатного городка Даниил Хорев («Жизнеописание Хорька») – сирота, беспризорник, наделенный особым чутьем, которое не дает ему пропасть ни в таежных странствиях, ни в городских лабиринтах. Медсестра Вера («Рыба»), сбежавшая в девяностые годы из ставшей опасной для русских Средней Азии, обладает способностью помогать больным внутренней молитвой. Две истории – «святого разбойника» и простодушной бессребреницы – рассказываются автором почти как жития праведников, хотя сами герои об этом и не помышляют.«Седьмой чемоданчик» – повесть-воспоминание, написанная на пределе искренности, но «в истории всегда остаются двери, наглухо закрытые даже для самого пишущего»…

Пётр Маркович Алешковский

Современная русская и зарубежная проза
Неизвестность
Неизвестность

Новая книга Алексея Слаповского «Неизвестность» носит подзаголовок «роман века» – события охватывают ровно сто лет, 1917–2017. Сто лет неизвестности. Это история одного рода – в дневниках, письмах, документах, рассказах и диалогах.Герои романа – крестьянин, попавший в жернова НКВД, его сын, который хотел стать летчиком и танкистом, но пошел на службу в этот самый НКВД, внук-художник, мечтавший о чистом творчестве, но ударившийся в рекламный бизнес, и его юная дочь, обучающая житейской мудрости свою бабушку, бывшую горячую комсомолку.«Каждое поколение начинает жить словно заново, получая в наследство то единственное, что у нас постоянно, – череду перемен с непредсказуемым результатом».

Алексей Иванович Слаповский , Артем Егорович Юрченко , Ирина Грачиковна Горбачева

Приключения / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Славянское фэнтези / Современная проза
Авиатор
Авиатор

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера "Лавр" и изящного historical fiction "Соловьев и Ларионов". В России его называют "русским Умберто Эко", в Америке – после выхода "Лавра" на английском – "русским Маркесом". Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа "Авиатор" – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится. В надежде восстановить историю своей жизни, он начинает записывать посетившие его воспоминания, отрывочные и хаотичные: Петербург начала ХХ века, дачное детство в Сиверской и Алуште, гимназия и первая любовь, революция 1917-го, влюбленность в авиацию, Соловки… Но откуда он так точно помнит детали быта, фразы, запахи, звуки того времени, если на календаре – 1999 год?..

Евгений Германович Водолазкин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги