Нуменал Анцельсы (СИ)

Таким было предварительное заключение кампиоров. Оставалось лишь довести до конца то, что не удалось зондам — провести опробование и ряд замеров под поверхностью фотосферы. В обычном случае для этого достаточно было опуститься на глубину две-три сотни километров, туда, где имел развитие меланж. Но в тот раз вышло по-иному. «Тор-экзоформ» спутал все карты — никто даже в первом приближении не мог объяснить, каким образом он оказался там, где быть никак не должен. В то, что “тор” — продукт глубинных сфер, как-то мало верилось. Если даже допустить, что экзоформ — это отколовшийся от ядра ксенокласт, то на свет сразу же вылезали явные тому несоответствия. Во-первых, в среде с температурой сотни тысяч градусов, он должен был расплавиться и контаминироваться в плазме. А во-вторых, в природе нет механизма, обеспечивающего транспорт такого гигантского концентратора массы во внешние слои гелиосферы, и там эту массу удерживающего… Посланец неба?.. Но почему тогда он застрял внутри конвективной инфазы и не ушел к центру?..

Желание изведать неизведанное и в тот раз оказалось сильней чувства самосохранения, сильней нормативных запретов. Наверное, это были не бессмысленные, а скорей обессмысленные спецификой космотропизма побуждения. И правда! Дано ли им было поступить иначе? Кто они вообще, эти люди, однажды взявшие курс на бесконечность? Ненормальные?.. Фанатики?.. Авантюристы?.. Как бы там ни было, но Шлейсер принял решение нырнуть вглубь меланж-массива, хотя раньше такого еще никто не делал.

До размытой радиационным туманом поверхности фотосферы оставалось совсем немного. Трасса полета с полным основанием заслуживала категории высшей сложности. Но Астьер управлял слайдером так, будто занимался этим с рождения. Горки, виражи, пикирование, элементы слалома в обход бесчисленных вспышек, выбросов, струй, протуберанцевых и спикулярных свечей — такое под силу не каждому пилоту. Особую опасность представляли эрупции, неожиданно и с космической скоростью вырывающиеся из дыр непрочной, то и дело рвущейся сети магнитных полей, и неподдающиеся прогнозу шквалы ионного ветра. Чуть раньше слайдер чуть не врезался в оставшийся от электроджета гофр. Потом едва увернулся от разряда силой десятки миллионов ампер, вторичные токи от которого инициировали вспышку такой интенсивности, что, если бы не поляризаторы, глаза Астьера и Сеты надолго бы вышли из строя. О каких-то визуальных привязках не могло быть и речи. Все вокруг пенилось, пылало, кипело. Кроме того, время от времени проистекающая дефрагментизация поверхности — процесс обратный грануляции — и вовсе сбивала с толку, потому как с каждой ее фазой элементы рельефа проявлялись по-разному, и на радарах всякий раз возникали ложные ориентиры. Из акустических систем доносился ни с чем не сравнимый рык, вой, грохот, раскаты грома. Источником исполинской какофонии служило все, что находилось сверху, снизу, по бокам. Казалось, внутри модуля что-то ревет, воет, стонет. Ситуация была не из простых.

Наконец, Астьер нашел место, откуда можно было начать погружение. В разрыве тумана мелькнул край рассеивающегося пятна, представляющего в данный момент условно спокойную область. Туда, в стык двух конвективных ячеек, Астьер и направил ощетинившийся налипшими иглами электростатических плазмокристов, теперь уже и впрямь смахивающий на ежа слайдер.

Как ни странно, но ниже уровня трансформации вещества в излучение, а толщина фотосферы в точке трансфикции не превышала двухсот километров, активность среды приняла более систематизированный вид, если так можно было охарактеризовать состояние жуткой смеси из диффундирующих к поверхности ультрафиол, квазиводородных масс, фотонного концентрата, вихревых полей и доэлементных эманаций. По мере погружения становилось все “темней” на длинных и средних частотах спектра.

Миарт по уточненным изогипсам подсчитал оставшееся расстояние до меланжевого массива и устроившегося в его кровле “тора”. Разницу глубин Астьер взялся покрыть за два часа. Помня о незавидной судьбе разведзондов, спуск производили с максимальной осторожностью. Конечно, при других обстоятельствах более легкий пузырь меланжа непременно был бы выброшен на поверхность. Но здесь, в звездных недрах, действовали другие, отличные от планетарной геодинамики законы. Извечная борьба внутреннего давления, силовых полей, гравитации и центробежных сил определяла структуру и взаимоотношение различных гелионарных формаций. Кажущиеся на вид несоответствия могли сохраняться в неизменном виде сотни, тысячи, а то и миллионы лет. Вместе с тем, хрупкое равновесие в любой момент могло нарушиться, а чем это грозило, кампиорам хорошо было известно.

Несмотря на низкую плотность вещества, концентрация гравитационной составляющей в нем превышала земную почти в тридцать раз. Астьеру приходилось не столько следить за безопасностью спуска, сколько удерживать модуль от падения в бездну.