Нумерация с хвоста. Путеводитель по русской литературе

Даша и Валера – муж и жена, однако живут они втроем, вместе с типом по фамилии Рыбенко; как-то так им веселее. Все трое связаны с политикой – но не с протестными движениями, как можно было бы ожидать, учитывая их возраст, а с лояльными «молодежными крыльями» каких-то бутафорских партий. Обеспечивать прожиточный минимум легко; единственное, что требуется от этих героев нашего времени, – уметь связно говорить на любую тему, не воспринимая собственные слова как обязательство к действию. Обессиленные ничегонеделанием, в порядке компенсации они ведут уэльбековскую такую жизнь: пьянствуют, прелюбодействуют и наблюдают за окружающими, как антропологи-любители. Да, им не очень повезло со страной, со временем, с соотечественниками, но сами-то они ничего слишком плохого не делают: «люди с чистой совестью», как и было сказано.

«Алексей Степанович Рукав был тихим ироничным вором, боявшимся людей и не понимавшим, как с ними взаимодействовать. Он походил на скрепку-помощника из устаревшего варианта программы Microsoft Word». От Анны Козловой – чей потенциал в качестве сатирика очень значителен – по-прежнему можно ждать что-нибудь вроде «Двенадцати стульев» про путинско-медведевскую Россию. Козлова, заметьте, больше чем карикатуристка: она имитирует реализм, но при этом умеет добиваться эффекта остранения, показывать реальность абсурдной, одномерной, ненастоящей, колышущейся от взаимодействия экзистенциальных дыр. Козлова умная писательница, и ее совесть в каком-то смысле чиста. Ее «новый роман» (никакой не роман на самом деле; хорошо, если повесть) можно представить самыми разными способами. Например как семейный роман, современную проекцию «Анны Карениной». Например как салонную пародию на «боевые» романы о молодежных движениях, своего рода анти-«Санькю». Супружеская кровать этой троицы «лишних людей» – не что иное, как апдейт-версия Емелиной печки и обломовского дивана, все тот же известный аксессуар русского человека. Козловская Москва – это Рим времен упадка: здесь царствуют пресыщенность, разочарование в вере, сладострастие, сплин. Интерпретатор с более подвешенным языком не остановился бы и на этом.

Козловская повесть, да, выигрывает, если у кого-нибудь будет охота воспринимать ее внутри какого-либо контекста, но если читать ее, что называется, с мороза – она пустая. При этом Анна Козлова ни разу не дает повода усомниться в том, что она хорошая писательница, – но и подтвердить свой, выражаясь языком спортивных комментаторов, личный рекорд, свежесть и наглость «Открытия удочки» ей также не удается.

Мелкотемье, отсутствие конфликта и героя может показаться надуманной проблемой, но не в козловском случае. Здесь это проблема с большой П, и будет жаль, если писательница деградирует до сценаристки ситкомов; а пока что вектор именно такой.

Роман Сенчин «Вперед и вверх на севших батарейках» «Вагриус», Москва