Нуреев: его жизнь

С 1905 года город переживал неслыханный подъем творческой энергии. Петербуржцы Александр Бенуа и Лев Бакст создавали для балета экзотические костюмы и декорации. Стравинский забросил юриспруденцию и приступил к сочинению своей первой симфонии. Фокин, считавший русский балет рубежа веков безнадежно устаревшим, вывел из тени свободный танец и уравнял его в правах с академическим, привнеся драматический реализм в «закоснелые» постановки[42]. Как и Фокин, балерина Павлова стремилась передать в танце жизнь человеческого духа.

Продвижением русского искусства на Западе занимался выдающийся импресарио и эстет Сергей Дягилев. Он мечтал стать композитором, но после встречи с самим Римским-Корсаковым пал духом и порвал с музыкой[43]. А потом оказалось, что лучше всего он умел не творить сам, а помогать творить другим. Дягилев стал одним из инициаторов создания авангардного журнала «Мир искусства», а сделавшись редактором «Ежегодника Императорских театров», превратил его из сухого издания в художественный журнал. Но вскоре своими призывами взять на вооружение новую, более передовую эстетику искусства он навлек на себя недовольство дирекции и был уволен[44]. В 1906 году Дягилев устроил в Париже первую выставку русских художников; через два года на сцене Парижской оперы показал спектакль «Борис Годунов», в котором блистал знаменитый русский бас Федор Шаляпин. Величайший проводник русской культуры, «Наполеон» в искусстве и «человек эпохи Ренессанса» в одном лице, Дягилев собрал вокруг себя коллектив русских художников, танцовщиков и музыкантов, способный составить реальную конкуренцию Императорским театрам[45]. В 1909 году он привез в Париж великолепных русских танцовщиков, ошеломив западную публику потрясающими декорациями Бакста и Бенуа, мощным музыкальным талантом Стравинского и безупречным мастерством Павловой, Карсавиной и Нижинского в постановках Фокина. «Русский балет» Дягилева «превратил танец в живое и современное искусство», послужив источником вдохновения, образцом для подражания и стимулом к созданию множества новых балетных коллективов, включая английский Королевский балет.

Однако на родине будущее русского балета после революции 1917 года висело на волоске. «В театральной среде витал вопрос, уцелеет балет на государственной сцене или же исчезнет с нее, как развлечение и прихоть его избранных почитателей», – писал в 1918 году один петроградский критик. К счастью, нарком просвещения Анатолий Луначарский, вершивший судьбы искусства, попал под чары мариинских танцовщиков, устроивших для него специальное импровизированное представление. И хотя новой власти не нужны были волшебные сказки, принцы и прочая «буржуазная» белиберда, она не усмотрела вреда в поддержке развлекательного и несущественного, по ее мнению, вида искусства.

Смелые эксперименты продолжились; на их волне появились такие великие хореографы, революционеры от балета, как Касьян Голейзовский и Федор Лопухов. Как и Фокин, Голейзовский, работавший в Москве, воевал с рутиной академического танца, устаревшей тематикой и эстетикой балета. В поисках новых форм он ратовал за развитие чистого танца, к танцовщикам относился как к материалу, из которого можно лепить формы, создавать причудливую вязь пластических рисунков, и настаивал на пересмотре значений костюма и наготы в искусстве танца. Яростный новатор, Голейзовский также одним из первых использовал классическую и современную музыку, изначально сочиненную не для балета. В свою очередь Лопухов, возглавивший бывший Мариинский балет, не только сохранил и реставрировал «большие балеты» Петипа, но и ввел в классический танец акробатические элементы. Лопухов также является одним из основателей бессюжетного балета. Отправной точкой для него являлась музыка, а не либретто.

Нуреева восхищали достижения Голейзовского и Лопухова, вдохновившие и молодого выпускника Императорского театрального училища Георгия Баланчивадзе (Джорджа Баланчина). Однако к середине 1930-х годов сталинизм сокрушил русский авангард. Работы Лопухова были исключены из репертуара Кировского театра[46], и Серебряный век – эта блестящая пора, которую поэтесса Анна Ахматова называла «временем Стравинского и Блока, Анны Павловой и Скрябина, Ростовцева и Шаляпина, Мейерхольда и Дягилева» – был заклеймен, как «самый скандальный и самый посредственный» период в культурной истории страны. С подозрением относившийся к любым новшествам Сталин «надеялся раз и навсегда искоренить оппозиционный дух города». Эта кампания началась 1 декабря 1934 года с убийства Сергея Кирова, ярого приверженца культурной жизни Ленинграда, часто посещавшего оперу и поощрявшего все ранние эксперименты Лопухова.