Каким бы ни был Горбачев в глазах современников, одно можно сказать наверняка: в своих действиях и мыслях в момент осознания собственной ненужности на политической арене он не прибегнул к военной помощи для того, чтобы остаться у власти. Нурсултан Назарбаев оказался прав: Горбачев был действительно предсказуем в главном. Его уход напоминает по аналогу удаление в свое время Хрущева с поста Генерального секретаря. Зная о заговоре против него, он не только не принимает решительных мер, но в разговоре с Микояном произносит знаменательные для большого политика слова: «Если речь идет обо мне – я бороться не стану». И еще сказал так: «Я уже стар и устал. Пусть теперь справляются сами. Главное я сделал. Отношения между нами, стиль руководства поменялись в корне. Разве кому-нибудь могло пригрезиться, что мы можем сказать Сталину, что он нас не устраивает, и предложить ему уйти в отставку? От нас бы мокрого места не осталось. Теперь все иначе. Исчез страх, и разговор идет на равных. В этом моя заслуга. А бороться я не буду».
В 2014 году о Горбачеве вновь заговорили депутаты Государственной Думы РФ. Некоторые из них вдруг захотели привлечь к уголовной ответственности экс-президента СССР за развал страны. Однако совершенно четко дал свою оценку в виде отповеди «инициаторам» Дмитрий Киселев. Он подчеркнул, что не Горбачев сознательно разваливал СССР, а другое лицо, и не следует подменять того Михаилом Сергеевичем. Конечно, он имел в виду Ельцина.
«На Западе, – писал Зиновьев, – правильно угадали, что русских (советских) людей можно победить путем великого соблазна – соблазна властью, славой, богатством, свободой и прочими земными благами. Как только советские люди увидели реализацию марксистской идеи на Западе, они перестали быть оплотом коммунизма. К благам, какие им принес коммунизм, они привыкли и считали чем-то само собой разумеющимся, данным от природы. Они захотели присоединить к ним блага, какие увидели на Западе. При этом они не понимали, что блага Запада исключают (убивают) блага коммунизма и что эти блага достаются не всем, а лишь избранным».
Говоря от лица среднего советского человека, мыслитель продолжает: «С чего началось падение? Чем больше я думал на эту тему, тем настойчивее напрашивалась мысль, что именно с наших успехов и улучшений все и началось. С ними пришла жажда большего. Пришли соблазны. Появились соблазнители. И они овладели нашими душами. Мы не понимали того, что те, кто соблазняет и обольщает, всегда обманывают, что соблазн и обольщение суть всегда орудия обмана. Соблазн и обольщение были настолько сильны и настойчивы, что мы потеряли разум. Мы знали, что эпидемия диссидентства была спровоцирована Западом, поддерживалась им и процветала на средства Запада. И все-таки мы слушали западные радиостанции. Читали засланные с Запада антисоветские книги. Снабжали информацией западных шпионов. Хохотали над антисоветскими анекдотами. Радовались провалам советских властей. Раздували мелкие бытовые недостатки до масштабов социальных и сваливали все на власть и социальный строй».
Сегодня многие полагают, что в конце 70-х – начале 80-х годов ХХ столетия Советский Союз вошел в полосу стагнации. Относительно стабильное, сытое существование за счет сырьевых ресурсов не подкреплялось развитием новых промышленных сфер. Все, казалось бы, предельно благоприятствовало развитию государства. Открывались мощные месторождения нефти, зарабатывались миллионы нефтедолларов благодаря устойчивой и удачной конъюнктуре цен на мировом рынке энергоресурсов. Мировой энергетический рынок и структура народного хозяйства, складывающаяся на тот момент, способствовали достижению того уровня жизни, что был в конце 70-х годов.
Здесь-то и скрывался один из камней, о который споткнулось советское общество. В недрах общественного сознания вызревала потребность в более высоком жизненном уровне. Консервация определенного состояния советского общества вызывала постепенное отставание от западных соседей, которые опережали Советский Союз во многих сферах жизни.
При распределительной системе отношений творческие, инициативные люди оказывались зачастую невостребованными, и в них концентрировалась разрушительная, как показало будущее, духовная сила.
Интеллигенцию не устраивало обезличивающее всех централизованное распределение ресурсов и доходов, партийный надзор за творчеством. Не устраивало государственное устройство и предприимчивых людей, потенциальных буржуа. Не надо забывать, что в России перед революцией 1917 года категория этих людей была довольно значительной, достигала 5–7 процентов от общего числа населения. А в союзных республиках этот процент по отношению к населению, как правило, намного превышал российский.