Нушич

«Привел меня отец в большой магазин, — рассказывал Нушич своему зятю Миливое Предичу, — и, пока я понурившись стоял в углу, он тихо разговаривал с приземистым господином, сидевшим за чем-то вроде кафедры, которая находилась у самого входа, — такой я никогда не видел в наших лавках. Я заметил, что этот господин во время разговора то и дело поглядывает в мою сторону. Потом он поманил меня пальцем и протянул руку для поцелуя. Хоть я и привык целовать руки пожилым людям, но тут почувствовал, что это неспроста, что сейчас вершится какое-то важное дело, и вдруг заметил слезы на глазах отца. Не знаю, то ли это были горькие слезы родителя, расстающегося с малым дитятей своим, то ли слезы радости, что я стану великим торговцем и спасителем его торговой репутации, но зато в ту минуту я узнал, что стал учеником господина „М. Чурчина и сына“. Отец встал и протянул руку. Я поцеловал ее, а он сунул мне три серебряных форинта „на всякий случай“. Он еще сказал несколько утешительных слов и надавал кучу советов, из которых я не слышал ни одного, потому что в это время смотрел на полки, глазел на покупателей… Как только отец закрыл за собой дверь, подошел старый приказчик и отвел меня на место, где я и должен был стоять. Только тогда я почувствовал всю тяжесть своего нового положения „далеко на чужбине“, и начало мне теснить горло, но странно — в ту минуту я думал не об отце с матерью, а о Евте Угричиче, который теперь, во время школьных каникул, организует детский театр в Смедереве, а ведь я всегда был уверен, что играю лучше него…».

Ученичествовал Алка недолго. Уже через несколько дней он решил убежать. «С того дня, как я принял это решение, ничего не помню, — рассказывал Нушич. — Помню только, как сквозь сон, какие-то коробки, которые валились от моих неловких движений, какие-то ящики, тюки, бочки с железными обручами, метлы и… одну оплеуху! Если отец меня не примет, думал я, уйду в Боснию, поступлю добровольцем в повстанческую армию и погибну…»

Это было летом 1875 года.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ ОТ ПЕРВЫХ СТИХОВ ДО ПЕРВОЙ КОМЕДИИ

Отец воспринял возвращение Алки из Панчева довольно спокойно. Поразмыслив несколько дней, он, возможно, решил, что образование в эти новые времена не повредит и торговцу. Во всяком случае, Алка был прощен, и осенью ему предстояло повторно пойти в первый класс «реалки».

И пока не кончились летние каникулы, он был предоставлен самому себе. Тут бы ему и заняться детским театром, о котором он мечтал у «Чурчина и сына». Но театр временно заслонили другие интересы…

В Боснии и Герцеговине бушевало пламя народного восстания против турок. Целый корпус Дервиша-паши не мог справиться с повстанцами. Турецкие солдаты (башибузуки) вырезали целые селения, четвертовали, выкалывали глаза, сажали на кол тысячи крестьян. Из Сербии, Черногории, Далмации повстанцам переправляли оружие. Из всех славянских стран прибывали добровольцы.

В то лето Смедерево, как и любой другой сербский город, жил этими событиями. В кафанах цыганским оркестрам без конца заказывались патриотические песни.