Нутро любого человека

По пути в Лиссабон, я рассказал о нашей договоренности Экклзу, похоже, она его озадачила. Он подумал немного и произнес: „Я буду признателен вам, Логан, если вы станете оповещать меня обо всем, что уходит в ОМР“. Конечно, сказал я и добавил: „Вы не знаете, где бы я мог разжиться комплектом клюшек для гольфа?“.

Суббота, 13 июля

Правительство Его величества снабдило меня новым комплектом клюшек, что очень мило с его (их?) стороны, и оснащенный таким образом, я отправился на игру в Гольф-клуб Эсториля. Герцог, Эспирито Санто и еще один мужчина по имени Брито-и-Кунья появились с получасовым опозданием — в сопровождении дюжины португальских детективов. Герцог сказал, что предпочитает играть со мной, двумя мячами, и настоял, чтобы двое других начали игру первыми. День стоял теплый, с моря дул легкий бриз. Поле пропеклось от зноя, трава выгорела до серовато-белесого цвета. От первого моего удара мяч поскакал по фервею, как если б тот был бетонным, и улетел на 300 ярдов. Однако площадки вокруг лунок были спрыснуты водой и игра на них шла легко, пусть и быстро.

Герцог прошел двенадцать препятствий, играл он расчетливо, не рискуя. На третьем „ти“ мы остановились, чтобы выкурить по сигарете; Эспирито Санто и Кунья продолжали игру. Я уронил мой мяч на землю, звук получился, как от удара стеклянного шарика об асфальт. „Говорят, так выглядит гольф в тропиках“, — сказал я.

— Что ж, скоро мне представится возможность это проверить, — мрачно сказал Герцог.

— Не понимаю, сэр.

— Они отсылают меня на Багамы. Буду там губернатором.

— Багамы? Там, должно быть, чудесно.

— Вы не думаете, что то же самое они говорили Наполеону, выпроваживая его на Святую Елену?

Настроение у Герцога было скверное, но в гольф он играл хорошо, — а я старался не лишать его приобретенного им в начале игры преимущества в две лунки. По мере того, как положение Герцога в игре улучшалось, поднималось и его настроение, да и играл он уже с меньшей осторожностью. Я чувствовал, что возможность поговорить с соотечественником, да к тому же игроком в гольф, приносит ему облегчение.

Вот некоторые из его замечаний.

Его брат, Король, благодушный дурачок, которого полностью подчинила себе жена. Это Королева не позволяет Герцогу и Герцогине вернуться в Британию. „Не хочет иметь нас под боком, — сказал он. — Боится, что мы украдем их перуны. Она очень ревниво относится к Уоллис.“

Португалия надоела Герцогу до смерти, ему не терпится уехать отсюда, но только „на моих условиях“.

Две проблемы, похоже, занимают его более всего остального. Одна, это возврат некоего имущества (одежды, белья), оставшегося в их домах в Антибе и Париже, а вторая — нежелание британского правительства отпустить его призванного в солдаты слугу, чтобы тот стал камердинером Герцога на Багамах.

— У вас есть камердинер?

— Увы, нет, — сказал я.

— Обязательно заведите. Некоторые не понимают, что люди, вроде меня, попросту не способны выполнять свои обязанности без камердинера. Мне нужен Флетчер [116]и, не получив его, я с места не тронусь.

Я, не подумав толком, сказал:

— Возможно, я смог бы помочь.

Он повернулся ко мне и схватил меня за руку:

— Поверьте мне, Маунтфилд, если бы вы смогли что-нибудь сделать…

— Маунтстюарт, сэр.

— Маунтстюарт. Я был бы вам крайне благодарен.

— Мне ничто не мешает попробовать.

После гольфа (Герцог выиграл, три к двум, и я выписал ему чек на 3 фунта), я прямиком направился в посольство и отправил Годфри шифрованную телеграмму. В ней говорилось, что если бы можно было освободить волынщика Алистера Флетчера от действительной службы, то Герцог, по моему мнению, стал бы куда более сговорчивым при получении им каких-либо предложений.

У Вандерпола температура 103 градуса. Впрочем, ему еще хватило сил учинить мне скандал за то, что я послал телеграмму без его разрешения. „Я ваш старший офицер“, — прокашлял он. Чует мое сердце, если Вандерпол будет продолжать в том же духе, не миновать ему вскорости статуса ПИЗМ.

Воскресенье, 14 июля

Выпивал с Экклзом. Он гладкий, полноватый, симпатичный мужчина, по-видимому, сделавший еще перед войной состояние на испанских железных дорогах. Я рассказал ему о времени, проведенном на поле для гольфа и о стенаниях по поводу Флетчера.

— Похоже это волнует его сильнее, чем необходимость отправиться на Багамы, — сказал я. — Если бы мы смогли раздобыть для него Флетчера и сундуки из Антиба, он стал бы как воск в наших — в ваших руках.

Экклз — без особого добродушия — взглянул на меня.

— Интересная мысль, — сказал он. — Я этим займусь.

Мы не без взаимной осторожности поговорили о Герцоге. Ясно, что он ведет себя, как избалованное дитя и, имея с ним дело, ты зависишь от расположения его духа. Если он в хорошем настроении, все прекрасно. Если в дурном — дуется, топает ножкой и не желает с тобой играть.

Понедельник, 22 июля