Нутро любого человека

Родерик стал таким гладким. Пополнел, волосы поредели, однако на мир он по-прежнему взирает сквозь призму присущего ему ленивого цинизма. Мы отправились в „Этуаль“ на Шарлотт-стрит — очень приятное место. Родерик работает редактором в издательской фирме „Спраймонт и Дру“, отвечает там за учебники и детские книжки. „Эгоманию детского писателя надо испытать на себе, иначе в нее ни за что не поверишь“, — сказал он.

Перед самым входом в ресторан мы остановились на тротуаре, и он основательно оглядел меня, заставив поворачиваться так и этак.

— Ну, что же, ты определенно получшел, — сказал он, — да еще и такой нарядный.

Мы начали с устриц.

— Как подвигается твоя книга? — спросил он.

— Какая книга?

— Ну, ты ведь наверняка пишешь книгу?

— Между прочим, пишу. Как ты догадался?

— Так ты же еще десятилетним мальчишкой говорил мне, что собираешься стать писателем.

Меня это сообщение странно порадовало: как некое подтверждение моей дальнейшей судьбы. Или я просто сентиментальный юный дурак? Родерик был в ударе. Сказал, что я обязан отдать „Воображенье человека“ в „Спраймонт и Дру“, иначе он перестанет со мной разговаривать.

Понедельник, 3 августа

Благословенный сплав августовского Парижа: туристы и жара на бульварах, — впрочем, ресторан, в котором мы с Беном обедали, был почти пуст. После мы гуляли по quais[29] Сены — в сладостном, ласковом ночном тепле. Бен уже выглядит лет на десять старше меня, однако, похоже, с искренним интересом слушает мои рассказы об Оксфорде и о запутанной ситуации Питер-Тесс.

Он работает в маленькой, но довольно солидной галерее, „Огюст Дар“, занимающейся самыми современными художниками: Грис, Леже, Пинсент, Бранкузи, Дакс и т. д. — и разумеется, любые Пикассо и Брак, на каких удастся наложить лапу. Бен считает, что ехать в Испанию в августе это безумие, а довод (принадлежащий, признаю, Дику), что узнать и опробовать жизнь в чужой стране можно, лишь испытав крайности ее погодных условий, — палящий жар лета и железную хватку зимы, — представляется ему неубедительным.

Вторник, 4 августа

В поезде Париж — Биарриц. Перед моим отъездом Бен настоял, чтобы я купил маленький, не обрамленный набросок маслом Дерена. Он ссудил мне необходимые 7 фунтов и пообещал упаковать набросок и послать его на Самнер-плэйс (я телеграфировал маме, прося вернуть Бену деньги). Я твердил ему, что, строго говоря, не могу себе это позволить, при моих-то оксфордских долгах, однако Бен настоял. Поверь мне, все время повторял он, ты об этом не пожалеешь. Это наш большой шанс, сказал он, то, что мы оказались здесь, в Париже, со всеми его художниками и хоть с небольшими, но деньгами. Что-то в его манере говорить убедило меня — Бен еще составит состояние. Я заметил, что на его визитной карточке стоит имя „Бенедикт“ Липинг — стало быть, он уже больше не Бенджамин. Когда он спросил, почему я так стеснен в средствах, я объяснил, что это сделано преднамеренно. Я путешествую всего с 10 фунтами в кармане — еще одно из условий Дика. Слишком большие деньги, считает Дик, отгораживают тебя от страны, которую ты навещаешь. А некоторое количество лишений, необходимость экономить, даже небольшие страдания, — все это приближает тебя к с ней и к духу ее народа. „Надеюсь, ты не попал к этому Дику Ходжу в рабство“, — сказал Бен. На этот счет не волнуйся, успокоил я его. Дик с семьей пребывает в Остенде — не понимаю, почему он захотел, чтобы мы встретились в Биаррице?

Среда, 5 августа

Биарриц. Дик приезжает поздней ночью. Я же пока что прошелся по восхитительному station balnéaire[30], производя последние закупки провизии. Мы путешествуем налегке — у каждого по одному рюкзаку, содержащему чтение, большой флакон одеколона (купаться, говорит Дик, мы сможем не часто, а пахнуть, как какие-нибудь батраки, негоже), бриллиантин для волос (причина та же), две сменных рубашки, пару галстуков, запасные башмаки, носки, белье и аккуратно сложенные полотняные брюки в тон к полотняным же курткам, в которых мы станем странствовать. У меня еще есть панама от солнца, а Дик предпочел берет. В дневное время мы будем разгуливать в шортах и походных ботинках, но по вечерам — преображаться в относительно прилично одетых молодых джентльменов.

План у нас такой: перейти Пиренеи по одному из перевалов, а после пешком или автобусом добраться до Сеговии. Оттуда мы поедем поездом в Мадрид и дальше, на юг, к Средиземному морю, останавливаясь дорогой там, где нам понравится. Я купил мех для вина и несколько твердых жирных колбас, способных, уверен, сохранить свежесть в течение нескольких дней. Из окна нашего отеля видны сквозь просвет в кровлях кремовые буруны, накатывающие на grand plage[31]. Это свобода странствий — чувство новизны, очищения, сбрасывания старой кожи. Оксфорд стал давним воспоминанием, Лондон почти забыт. А Лэнд — кто она, эта Лэнд Фодергилл, покрывающаяся плесенью где-то в банальном Корнуолле?

Четверг, 13 августа