Нутро любого человека

Встреча с Лэнд — за коктейлем в „Кафе Ройял“. Я прихожу пораньше, но с удовольствием сижу за стаканчиком — читаю и украдкой наблюдаю за представлением. Чувствую, что время, проведенное мной в Париже, дает мне замечательную возможность увидеть в перспективе то, что происходит здесь, в интеллектуальных кругах Лондона. Мне представляется, что выбор у нас невелик — либо подвыпившие журналисты, сторонники „Малой Англии“ (Беннетт, Уэллс), либо очаровательный кружок снобистских эстетов (Блумзбери). Наблюдаю за снующими от столика к столику scribouillards: они не обращают никакого внимания на худощавого молодого человека, сидящего в углу с томиком Пруста.

Появляется Лэнд, как обычно, каждый третий из тех, мимо кого она проходит, здоровается с ней. Выглядит она усталой и почти сразу сообщает мне, что порвала с Бобби Джарреттом. Я выражаю ей сочувствие — искреннее. Она прикасается к моей руке и говорит: ты милый, Логан. Я высказываю предположение, что, возможно, ее работа (неоплачиваемая секретарша члена парламента от лейбористов)[44] могла оказаться проблемой для Бобби — сына баронета, приметного тори. Она соглашается: быть может, я прав, однако она думала, что Бобби „выше этого“. Ничто так не разочаровывает, как недостатки любовника, напоминаю я ей, и думаю, что по-французски это замечание звучало бы лучше. Я также спросил, не является ли ее работа — наклеивание марок на циркуляры да печатание писем, — пустой тратой полученного ею образования (у нее, разумеется, первая степень). Напротив: она предсказывает, что после следующих выборов мы получим правительство лейбористов. Я проводил Лэнд до идущего в Хампстед поезда подземки и, когда мы на прощание поцеловались, легонько обнял ее.

Позже. Мама с мистером Прендергастом дают небольшой званный обед, снизу до меня доносится смех. Мама того и гляди поставит на граммофон пластинку с какой-нибудь румбой — ну вот, пожалуйста. Встреча с Лэнд вновь возвратила мои мысли к Оксфорду, ко все еще донимающей меня истории с получением низкой степени. Не могу понять, как я умудрился столь неверно оценить свои успехи. Мне действительно казалось, что я справился хорошо; я твердил об этом Ле-Мейну, когда меня вызвали к нему, — он так и не сумел согнать с лица разочарованное выражение. Х-Д прислал мне милое письмо, написал, что любая полученная в университете степень играет в жизни сколько-нибудь значительную роль лишь в течение первых двух недель: остальное, что верно и в отношении прочих сторон человеческого существования, зависит от самой личности. Дик Ходж получил вторую, Питер тоже. Касселл экзаменов вообще не выдержал. Престон получил первую и решил остаться в Оксфорде, писать докторскую. Мама так ни разу и не спросила, какую степень я получил: хотел бы я знать, чем, по ее мнению, я занимался в Оксфорде целых три года?

Анна-мания, что небезынтересно, после встречи с Лэнд поутихла. Я вдруг решил пожить в Лондоне немного дольше.

Пятница, 15 февраля

Встретился с Диком на Нориджском вокзале (какой наплыв воспоминаний!), и мы вместе поехали в Суоффем. Поля покрыты густым инеем, однако низкое солнце светит сильно, так сильно, что мы опустили в купе шторки. Ангус Касселл встретил нас на станции в довольно-таки щегольском „Дарраке“. Дик отказался одолжить мне свое второе ружье („А почему?“ — „Заведи свое“), пришлось обратиться к Ангусу, чтобы тот ссудил мне одно (сказал, что мое в ремонте). Ангус говорит, что дом битком набит оружием — проблем не будет.