Нутро любого человека

[В июле 1936-го испанские генералы подняли мятеж против законного, хоть и левого правительства Испании, и разразилась кровавая гражданская война, которая на поверхностный взгляд представляла собой классический конфликт между силами левых: Республиканцами — и правых: Роялистами. Левые — Народный Фронт — всегда отличались большей разъединенностью, чем их противники, поскольку состояли из разных партий (коммунисты, анархисты и трейд-юнионисты, если назвать только три из них), далеко не всегда сходящихся во взглядах. По мере продолжения войны и географического разделения Испании, в хрупкой коалиции левых стали проступать признаки слабости и напряженности. Фашисты — правые — получали, как было хорошо известно, военную помощь от диктатур Италии и нацистской Германии. Франция и Британия придерживались позиции невмешательства. Только Советский Союз и направлял помощь осажденным Республиканцам.

Многие идейные молодые европейцы вступили добровольцами, чтобы сражаться с фашизмом, в Интернациональную Бригаду, а дело Народного Фронта пользовалось почти всеобщей поддержкой писателей, художников и интеллектуалов.

Вскоре после начала войны Уоллас Дуглас подписал для ЛМС контракт с американским агентством печати „Дазенберри пресс сервис“, и это агентство поручило ему отправиться в Испанию, дабы разъяснять суть конфликта американским читателям. В итоге, он дважды ездил туда, чтобы освещать войну — один раз в ноябре 1936-го, другой в марте 1937-го).]

Понедельник, 2 ноября

Барселона. Дикая неразбериха в Бюро для иностранцев. Мне предложили проехаться по госпиталям: я сказал, что уже был в госпитале в пятницу, теперь мне нужна поездка на фронт. Приходите завтра, говорят, — я слышу это от них четвертый день подряд. Так что, сижу в кафе на Рамбла, пью вермут с сельтерской, и разглядываю женщин.

Странное зрелище представляет собой во время войны этот хорошо знакомый мне город. Каждое окно каждого здания перечеркнуто крест-накрест клейкой лентой, чтобы во время воздушных налетов не трескались стекла. Красные и черные флаги свисают с балконов. На каждом втором перекрестке красуется огромный плакат с портретом Маркса, или Ленина, или Троцкого, и все расписано заглавными буквами: НКР[89], ОСТ[90], ИКА[91], ЕПРМ[92], ККП[93]. Впрочем здесь, в Барселоне, преобладают НКР и ИКА — анархисты.

А на улицах царит настроение лихорадочного энтузиазма. Люди выглядят почти больными от волнения, внушаемого им новым обществом, которое они создают, — можно подумать, что здесь происходит революция, а не гражданская война. Проблема Барселоны в том, что война ведется далеко от нее и потому у каждого остается слишком много свободного времени на то, чтобы разговаривать, анализировать, устраивать заговоры и интриги. И любые слова обретают звучащую форму в бесконечных хвастливых заявлениях, которые льются из громкоговорителей, развешанных по домам и деревьям. Вокруг с важным видом расхаживают молодые люди в кожаных куртках, на поясных ремнях у них висят револьверы, придающие им сходство с вооруженными бандитами. И девушки, столь же уверенные в себе, простоволосые, губы их красны, в облике присутствует нечто бесстыдное. Барселона en fête[94]: происходящее здесь походит скорее на праздничную демонстрацию, фиесту, чем на что-либо более серьезное — или смертельно опасное.

Вернулся в отель. Я живу, что только естественно, в „Мажестик де Инглатерра“ на Пасео де Грасиа. Тут полно журналистов, все больше французских и русских. Англичан я по возможности сторонюсь. Что такое английские коммунисты? Ganz ordinär, я бы сказал. Здесь они проникаются самодовольством и заносчивостью, которые в Лондоне им никогда не сошли бы с рук. Самое что ни на есть: „Видите? А что я вам говорил?”.

Написав статью для „Дазенберри пресс сервис“ — 1000 слов об атмосфере города, — еду трамваем на почтамт, чтобы ее отослать. Совершенно необходимо побывать до отъезда на фронте.

Среда, 4 ноября

Ко мне приставили личного помощника (вот что значит писать для американских газет). Ему за сорок, зовут его Фаустино Анхел Передес. Когда мы встретились в Министерстве информации, на нем была стандартная униформа анархиста — широкие хлопчатобумажные брюки и короткая кожаная куртка, — должен сказать, впрочем, что чувствовал он себя в ней несколько неловко. Его седеющие волосы намаслены и волнами уходят ото лба к затылку, у него приятное лицо, рябое, как у переболевшего в детстве оспой человека. Я разговариваю с ним по-испански, он отвечает на вполне сносном английском — интеллектуал, стало быть, не рабочий. Я сказал ему, что хочу отправиться на мадридский либо на арагонский фронт — куда будет легче попасть. Он вежливо ответил, что сделает максимум возможного, чтобы мое желание осуществилось.

Встретил Джефри Бреретона, корреспондента „Нью стейтсмен“. Он сказал, что здесь со дня на день появится Сирил Коннолли.

Четверг, 5 ноября