Нужная вещь

Готовилось что-то необычайное. Волна все росла, а шестеро астронавтов и их жены были удивлены гораздо сильнее всех остальных. И в этом заключалась ирония. Все они полагали, что победителем является Эл Шепард. Эла пригласили получить медаль в Белый дом, а Гасу вручили ее в восьми шагах от зарослей пальметто, потому что Эл был для всех номером один и совершил первый полет. Но даже до того, как Джон вернулся на Мыс с Гранд-Багамы, воцарилась такая атмосфера благоговения, будто Эл вовсе не совершал первый полет. Он совершил всего лишь первый суборбитальный полет, который теперь выглядел сущей безделицей. Эл был теперь кем-то вроде Слика Гудлина, а Джон - Чаком Йегером. С технической точки зрения первый полет на Х-1 совершил Слик Гудлин. Но Йегер совершил полет, который имел важное значение, - впервые была достигнута сверхзвуковая скорость. И что теперь было делать Элу, ликовать? А Бетти Гриссом, которой не досталось даже парада по грязной главной улице Митчелла, штат Индиана; что ей было делать: радоваться за Гленнов, в честь которых устраивались парады на каждом шоссе Соединенных Штатов? Да, превосходное время для грустных размышлений. Когда самолет Джона приземлился в Патрике 23 февраля, волна воодушевления разрослась настолько, что просто втягивала в себя всех подряд. Шестеро парней с женами и детьми собрались в Патрике и ждали самолета Джона. Был тут и вице-президент примерно с двумя сотнями репортеров. Джонсон стоял во главе толпы вместе с Энни и двумя ее детьми. Наконец-то он дорвался до нее. Джонсон теперь был совсем рядом с ней, в Патрике; он осыпал ее любезностями, вытягивал шею и вертел своей огромной головой, ожидая прибытия Джона, чтобы излить на него всю свою техасскую душу. Вот самолет прибывает, Джон сходит с трапа, поднимается громкий крик приветствия - крик, идущий из гортани, из диафрагмы, из солнечного сплетения. Энни и детей подталкивают вперед - священные иконы, жена и дети, прочная поддержка на семейном фронте… и это добивает Джона! Он лезет в карман, достает носовой платок и вытирает слезы с глаз. А какой-то парнишка из НАСА протягивает руку и выхватывает этот носовой платок… чтобы отправить его на хранение в Смитсонианский институт! («Этим платком астронавт Джон X. Гленн стирал слезу, воссоединившись с женой после своего исторического орбитального полета».) С этого момента Эл и Гас - уже неудачники, игроки младшей лиги. А у них даже не было времени, чтобы рассердиться. События день за днем становились чем-то стихийным, вроде серьезной перемены погоды, изменения шаблонов, Всемирного потопа, Судного дня, восхождения истинного брата на небеса…

Джон получил не только парадное шествие по Вашингтону, поездку в Белый дом и медаль от президента. С этим все было в порядке. Но он еще выступал на специальном совместном заседании Конгресса: Сенат и Палата представителей собрались послушать Джона, как они собирались послушать выступления президентов, премьер-министров, королей. На подиуме стоял Джон, позади него сидели Линдон Джонсон и Джон Маккормак, а остальные смотрели на него со своих мест. Это было полное обожание! Вот где начался поток слез! Слезы - их никто не мог сдержать. Круглое веснушчатое лицо Джона было окружено сиянием славы. Он знал, что делает. Это был Пилот-Пресвитерианин, обращающийся к миру. Он сказал то, чего не говорил еще никто в мире, даже в 1962 году:

– Я по-прежнему проглатываю комок в горле, когда вижу поднимающийся американский флаг.

Но он справился с трудностями! А потом протянул руку к галерее - это была та сторона Капитолия, где находилась Палата представителей, - и пятьсот пар глаз устремились за его рукой: он представил своих родителей, нескольких тетушек и дядюшек, затем детей и наконец…

– … я хочу представить вам свою жену, Энни… Настоящую Скалу!

И тут опять начались слезы. Сенаторы пытались аплодировать и одновременно доставать носовые платки. Они вытирали глаза и выкрикивали приветствия. Их лица сияли. Некоторым удалось справиться со слезами, другим - нет. Они аплодировали, кричали, задыхались… Некоторые даже сказали «Аминь!» Они произнесли это громко - слово буквально вырвалось из их твердокаменных протестантских душ, когда Пилот-Пресвитерианин поднял взгляд и указал рукой на Скалу и нашу общую извечную Мать…

И это было только начало. Это было ничто по сравнению с торжественным шествием в Нью-Йорке. Ведь торжественное объединенное заседание Конгресса было специально подготовленным событием. Но парад в Нью-Йорке стал просто поразительным, настолько поразительным, что все, даже Эл и Гас, лишь удивленно мигали, качали головой и неслись вслед за волной. У Джона хватило здравого смысла пригласить на парад Эла с Гасом и «остальных четверых» - Уолли, Скотта, Дика и Гордо - с их семьями. Джон мог устраивать на этом параде все что угодно. И никто в НАСА или в правительстве США, включая самого президента Кеннеди, ничем не мог ему помешать. Так что всем нашлось место в этом шоу, всей команде.