Нужно просто остаться в живых (СИ)

Во время небольшого отдыха Влад собирает возле себя различную аудиторию и рассказывает различные маленькие смешные истории в лицах, он назвал это анек–дот. Что за странное слово, не знал никто, да и всем было все равно. Все смеялись. Вот за эти анек–доты капрал и построил их десяток и кричал на Влада. Что–то про дисциплину. В бараке никого не было. День выдался на удивление жарким, и усталые люди просто полегли на солнце. Капрал рассказывал нам, какие мы плохие. Я, как и многие другие, костерил его про себя, и просил уйти куда подальше. А дальше произошло то, что я увидеть не ожидал.

Влад

Я не хотел этого делать, но он меня заставил, этот пацан заставил меня себя ненавидеть. Я не хотел высовываться, я хотел просто научиться защищаться и работать с оружием, так, чтобы остаться в живых. Но этот капрал просто выводил меня из душевного равновесия, не знаю почему, но именно ко мне он докапывался больше всего. Хотя мы с ним и незнакомы были до этого дня, и дорогу я ему перебежать нигде не мог. Он отправляет меня еще на один круг, но я молчу, не кричу, не сопротивляюсь, это ведь ничего не даст… Прибежал последним? Дак на мне же целая гора железа. Как я могу нормально в ней бегать? После первой утренней пробежки я понял, или я загнусь от таких пробежек или загну его.

Тело все болело, еще не отошедшее от боя, оно со скрипом приняло новые препятствия. Ну, ничего, знаю я, как тебя с пьедестала уронить. Еще вчера, когда ложился спать, я видел, каким тяжелым взглядом на меня смотрел Лекс. И поэтому попытался его успокоить словами, хотя еще ничего не решил, просто не хотел, что бы парень наделал глупостей, но сегодня я твердо решил, я его подвину эту Крысу. Посмотрим, кто кого.

Я не собирался грозить ему карами или бить, за такое меня бы точно по голове никто не погладил. А мне свою шкуру беречь надо. Я решил взять все в свои руки. Непонятная обстановка и новые командиры многих выбили из колеи. В воздухе была такая напряженная неопределенность, боязнь чего–то, мне просто было не по себе, и эту страшную атмосферу я и решил изменить. Вроде прошло всего пару недель, а для меня как будто целая жизнь. Такой интенсивности у меня в той жизни не было.

И вот в своем мире я служил в армии, я был заместителем командира взвода, сержантом, там тоже было сложно, но решения находились всегда, нужно было только не бояться взять на себя ответственность. К своим обязанностям я относился всегда чуть с большим рвением, чем это было нужно, может, это и было не совсем правильно, но для меня и для моих принципов это было очень важно. Я не любил негативного проявления дедовщины, такого, как избивание, чмырение, стирка носков и тому подобное.

В моем представлении армия — это одна семья, братство. И я читал книги о Великой Отечественной войне, и фильмы у нас про это показывали. И я хотел, что бы у меня во взводе тоже такие были отношения, пусть я был не отцом–командиром, но хотя бы старшим братом. Не могу сказать, что у меня это получилось, но с молодым пополнением у меня были нормальные отношения. Да и перед моим дембелем они рассказывали, что у нас во взводе отношения получше, чем у других, и деды не перегибают палку. А значит, моя работа была не просто так, опыт есть, и поле для работы есть, так что выживем.

Когда начали отработку работы в строе, я стал показывать соседям, как правильно становиться, как правильно бить. В принципе ничего сложного в работе с копьем не было, я приноровился, только мешала эта долбаная кираса, и еще этот уникум припер откуда–то шлем, такой же старый и такой же никому не нужный, как и кираса.

Кираса натирала мне все: и спину и плечи. Подкладки не было, и она ездила по плечам. Шлем на голове был как чугунок, который так и хотел свалиться при резком движении. Внутри было как в печке. Это заставляло меня выкладываться по полной. И когда капрал мне командовал, приходилось ласковым голосом ему отвечать:

— Да, лэр! Будет исполнено, лэр! — а тот совсем не понимал, что происходит и сильнее выходил из себя. Другие капралы, слыша это, радостно ржали и улюлюкали, видимо, наш командир не имел авторитета. Это также веселило мой десяток. Ведь другие командиры пытались чему–то научить и давали больше отдыха.

После приема пищи у нас было, где–то около получаса отдыха. В это время я садился и начинал рассказывать анекдоты. Я удивился, когда узнал, что здесь такого не знают. Хоть никогда подобного артистизма за собой не наблюдал. Рассказал пару анекдотов, переделанных, правда, но которые были приняты на ура. Люди устали, постоянное физическое и психологическое истощение давало о себе знать. И требовался выход таким образом. Да, этим людям было тяжело, но мне было тяжело вдвойне. Меня тоже не покидало напряжение, приходилось постоянно острить и вести себя как полоумный мазохист, но моральная поддержка Лекса, и то, что он мне помогал вечером, давала о себе знать.