Она была настоящей всего пару секунд, и Алан не знал, видел ли это кто-то еще, но насчет мистера Гонта сомнений не было. Он
Змея ударилась в плечо Лиланда Гонта, ее челюсти раскрылись, и Алан успел заметить холодный хромовый блеск клыков. Он увидел, как смертоносная треугольная голова качнулась назад и врезалась в шею Гонта. Он увидел, как Гонт схватил ее и сдавил… но секундой раньше змеиное жало вошло в его плоть, причем не один раз. Треугольная голова двигалась взад-вперед, как игла швейной машинки.
Гонт закричал — от боли, от ярости, или от того и другого вместе, Алан не стал разбираться, — и выпустил саквояж, чтобы схватить змею обеими руками. Алан увидел свой шанс и рванулся вперед, пока Гонт отрывал от себя шипящую тварь и в итоге все-таки отбросил ее ударом ноги. Приземлившись, змея стала такой же, какой была с самого начала: дешевой игрушкой из пяти футов пружины, обмотанной выцветшей зеленой бумагой, дурацким «сюрпризом», который мог по-настоящему полюбить только мальчишка вроде Тодда и который мог показаться забавным лишь существу вроде Гонта.
Кровь текла тонкими струйками из трех пар дырочек на шее у Гонта. Он рассеянно вытер ее своей странной рукой с неправдоподобно длинными пальцами, нагнулся, чтобы поднять саквояж… и замер. В такой позе, скорченный, с согнутыми ногами и вытянутой рукой, он был похож на деревянное изваяние Икебода Крейна.[38]
Но вещь, за которой он тянулся, исчезла. Кожаный саквояж с выпирающими, движущимися боками теперь стоял на мостовой, между ног у Алана Пангборна. Алан передвинул его, пока мистер Гонт занимался змеей. Все прошло быстро и ловко, как отработанный фокус.Теперь на искаженном лице мистера Гонта читалась гремучая смесь жгучей ярости, злости, ненависти и невероятного удивления. Его верхняя губа приподнялась, как у оскалившейся собаки, обнажив ряд неровных зубов. Теперь они все были острыми, как клыки. Как будто он заточил их специально для этого случая.
Он прошипел, вытянув вперед свои костлявые руки:
Алан не знал, что Лиланд Гонт горячо уверял горожан — от Хью Приста до Слопи Додда, — что он не питает ни малейшего интереса к человеческим душам, к этим жалким, потрепанным и утратившим всякую ценность дешевеньким безделушкам. А если бы знал, то рассмеялся бы и заметил, что основным товаром мистера Гонта были ложь и обман. Он, разумеется, понял, что было в сумке; что выло, как провода на ветру, и дышало, как перепуганный старик на смертном одре. Он это понял сразу.
Губы мистера Гонта растянулись в жутком оскале, обнажив еще больше зубов. Его ужасные руки протянулись еще ближе к Алану.
— Что-то я сомневаюсь, что это ваше, мистер Гонт. Мне кажется, это краденое. И вам лучше…
Раскрыв рот, Туз тупо таращился на мистера Гонта, который медленно, но верно превращался из респектабельного бизнесмена в чудовище. Его рука, сжимавшая шею Полли Чалмерс, немного расслабилась, и такой шанс грех было упустить. Полли наклонила голову и вонзила зубы в запястье Туза Мерилла по самые десны. Он заорал благим матом и отшвырнул ее в сторону. Полли упала на мостовую. Туз наставил на нее пистолет:
15
— Вот! — с благодарностью прошептал Норрис.
Он положил ствол револьвера на одну из дуг, к которой крепилась мигалка. Потом задержал дыхание, прикусил нижнюю губу и спустил курок. Затылок Туза Мерилла разлетелся рваными кровавыми ошметками, а его самого перекинуло через лежащую на земле женщину. Теперь Норрис увидел, что это была Полли Чалмерс.
А потом вдруг почувствовал сильную слабость.
И еще — невероятную радость.
16
Алан не заметил, как умер Туз.
Лиланд Гонт — тоже.
Они смотрели друг на друга: Гонт — с тротуара, Алан — стоя посреди улицы у своей машины, с отвратительным, стенающим саквояжем у ног. Гонт глубоко вздохнул, и облик бизнесмена, одурачившего стольких людей в Касл-Роке, очаровательного, обаятельного мистера Гонта, вновь вернулся к нему. С отвращением взглянув на бумажную змею, валявшуюся на тротуаре, он пнул ее ногой. Потом повернулся к Алану и протянул руку.
— Шериф, пожалуйста, давайте не будем спорить? Час уже поздний, я очень устал… Вы хотите, чтобы я уехал из города, и мне самому хотелось бы уехать. И я
— Уверяй-уверяй. Я не верю тебе, друг мой.
Гонт смотрел на Алана с раздражением и злобой.