— Да, у Нетти не все в порядке, но встреча с мистером Гонтом подействовала на нее просто потрясающе. Он действительно очень милый, — сказала Полли.
— Я должен его увидеть, — повторил Алан.
— Расскажешь потом о своем впечатлении. И обрати внимание на его глаза. Очень красивые карие глаза.
— Сомневаюсь, что они на меня подействуют, как на тебя, — сухо заметил он.
Она вновь рассмеялась, но теперь ее смех прозвучал чуть натянуто.
— Постарайся поспать.
— Хорошо. Спасибо, что позвонил, Алан.
— Не за что. — Пауза. — Я люблю тебя, красавица.
— Спасибо, Алан, я тоже тебя люблю. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Он повесил трубку, повернул абажур лампы так, чтобы она светила на стену, положил ноги на стол и сложил перед собой ладони, будто собрался молиться. Вытянул указательные пальцы. Силуэт кролика на стене поднял уши. Алан пропустил большие пальцы между расставленными указательными. Кролик пошевелил носом. Алан заставил кролика проскакать через все световое пятно. А обратно пришел уже слон, болтавший хоботом. Руки Алана двигались с ловкостью, говорящей о долгой практике. Он почти не замечал, каких животных создавали его безотчетные жесты. Это была стародавняя привычка, его способ расслабиться — скосить глаза к кончику носа и сказать: «Аумммм».
Он думал о Полли и ее бедных руках. Как ей помочь?
Если бы дело было только в деньгах, уже завтра днем она лежала бы в клинике Майо: сдал, расписался, принял. Пусть даже ему пришлось бы запихнуть ее в смирительную рубашку и накачать успокоительными.
Но дело было
Ворона — проворная и живая, как из диснеевского мультфильма, — медленно пролетела через его диплом Полицейской академии в Олбани. Ее крылья удлинились, и она превратилась в доисторического птеродактиля с треугольной головой.
Дверь открылась. В щель просунулось лицо Норриса Риджвика, унылое, как морда бассета.
— Я все сделал, Алан, — сказал он с видом человека, который признается в массовых убийствах детей и старушек.
— Отлично, Норрис, — ответил Алан. — И ничего не бойся. Я не допущу, чтобы ты пострадал. Даю слово.
Норрис еще пару секунд смотрел на него своими влажными глазами, потом с сомнением покачал головой. Взглянув на стену, он попросил:
— Покажи Бастера, Алан.
Алан усмехнулся, отрицательно покачал головой и потянулся к выключателю.
— Ну пожалуйста, — не унимался Норрис. — Я оштрафовал эту чертову машину — я это заслужил. Покажи Бастера.
Алан глянул, нет ли кого за спиной у Норриса, и переплел пальцы. Толстенький человек-тень на стене важно шагал через пятно света, покачивая брюхом. Один раз он остановился, чтобы подтянуть штаны-тени, и прошествовал дальше, вертя головой во все стороны.
Норрис залился тонким счастливым смехом — смехом ребенка, который напомнил Алану Тодда. Но он быстренько отогнал эти мысли.
— Ой, я сейчас
— Все, представление окончено. Иди к себе! — прикрикнул Алан.
Все еще смеясь, Норрис закрыл дверь.
Алан изобразил на стене Норриса — тощего и самодовольного, — выключил лампу и достал из заднего кармана потертый блокнот. Нашел чистую страницу, написал наверху: «Нужные вещи». И чуть ниже:
Потом он убрал блокнот обратно в карман и решил было пойти домой, но вместо этого вновь включил лампу. По стене снова замаршировали тени: львы, тигры, медведи… Депрессия подкралась тихой кошачьей поступью, липкая, как туман. Внутренний голос опять зарядил свое про Энни и Тодда. Через какое-то время Алан Пангборн начал к нему прислушиваться. Он слушал против своей воли… но с возрастающим вниманием.
4
Полли лежала в постели. Закончив разговор с Аланом, она перевернулась на левый бок, чтобы повесить трубку. Трубка выскользнула у нее из рук и упала на пол. Сам аппарат медленно заскользил по ночному столику. Полли бросилась его ловить и ударилась рукой о край стола. Чудовищный разряд боли прорвался сквозь тонкую паутину, сплетенную болеутоляющими таблетками вокруг ее нервов, и пронзил руку до плеча. Ей пришлось прикусить губу, чтобы не закричать.
Телефонный аппарат дополз до края и свалился на пол, глухо тренькнув звонком. Из трубки доносился идиотский, монотонный писк, как будто по УКВ передавали концерт из улья.