Нужные вещи

— Всегда готов к вашим услугам. — Мистер Гонт галантно склонил голову.

8

Норрис Риджвик не пошел на рыбалку. Норрис Риджвик смотрел в окно спальни Святоши Хью. Хью лежал на спине, в постели, и храпел. На нем были только заскорузлые от засохшей мочи боксерские трусы. В огромных руках он сжимал кусок меха. Норрис не мог быть уверен — уж больно велики лапы Хью, да и окно слишком грязное — ему казалось, что это был поеденный молью лисий хвост. Впрочем, какая разница, что это такое, главное — Хью спит без задних ног.

Норрис прошел наискосок по лужайке к тому месту, где на подъездной дороге стоял его автомобиль рядом с Бьюиком Хью. Он открыл переднюю дверь со стороны пассажирского сидения и наклонился. Корзина для рыбы стояла на полу. Спиннинг «базун» лежал на заднем сидении — Норрис решил, что будет чувствовать себя увереннее, если возьмет его с собой.

Он еще ни разу им не воспользовался. А причина была проста — Норрис боялся пустить спиннинг в ход. Вчера он взял его на озеро и был полностью готов и оснащен, но так и не решился.

«А вдруг, — думал он, — на крючок попадется огромная рыбина, смоуки например?».

Смоуки — это разновидность форели, коричневая и гигантская, мечта всех рыбаков Касл Рок. Поговаривали, будто она более двух футов длиной, хитрая как ласка, сильная как горностай, крепкая как гвоздь. Старики утверждали, что челюсти ее набиты металлическими крючками, на которые ее хотели поймать, но так и не поймали.

А что если она выхватит спиннинг у него из рук? Смешно, конечно, предполагать, что озерная форель, даже такая великанша, как смоуки (если, конечно, смоуки вообще существует), сможет утащить спиннинг «базун», но чем черт ни шутит, а принимая во внимание, как Норрису вообще в последнее время не везет, — тем более. Он даже слышал треск — одна половина перекушенной удочки остается в лодке, а другая плывет по воде. Если спиннинг сломан, с ним уже ничего сделать нельзя, остается только выбросить.

Так что в конце концов Норрис рыбачил старой удочкой «зебко». На ужин рыбка не поймалась в тот день, но зато Норрису приснился ночью мистер Гонт. Во сне он предстал перед ним в высоких болотных сапогах и шляпе, к полям которой была на крючках подвешена приманка — червяки. Он сидел в лодке на Касл Лейк, в тридцати футах от берега, а Норрис стоял на западном берегу у входа в старую рыбачью хижину отца, сгоревшую на самом деле много лет тому назад. Он стоял и слушал, что говорит мистер Гонт. Он напоминал Норрису о его обещании, и Норрис проснулся в убеждении, что правильно сделал, воспользовавшись вчера старым «зебко» вместо «базуна». Слишком уж «базун» хорош. Преступно рисковать им.

Теперь Норрис открыл крышку корзины и, достав оттуда рыбацкий нож, направился к «бьюику».

«Мало кто заслуживает этого больше, чем пьяная скотина Хью», — думал Норрис, но в душе что-то мешало ему в это уверовать до конца. Что-то в душе подсказывало, что он совершает страшную, роковую ошибку, которую уже никогда не сможет исправить. Он полицейский и должен ловить и сажать за решетку людей, поступающих так, как намеревался поступить он сам. Это вандализм, а вандалы — люди нехорошие.

— Тебе решать, — послышался неожиданно голос мистера Гонта. — Только тебе решать, Норрис. Спиннинг твой и твое право решать, как с ним поступить. У тебя есть выбор. Выбор есть всегда. Но…

Голос в голове у Норриса смолк. Ему не имело смысла продолжать. Норрис и так знал, какие последствия ему угрожают, если он передумает. Вернувшись к своей машине, он обнаружит спиннинг переломанным надвое. Потому что любой выбор чреват последствиями. Потому что в Америке ты можешь иметь все что душе угодно, если имеешь чем расплатиться. А если не можешь или не желаешь, тебе останется навеки лишь мечтать о недостижимом.

— И кроме того, он ведь поступил бы со мной так, — уговаривал себя Норрис. И не за восхитительный спиннинг «базун». Хью перережет глотку родной матери за бутылку пива или пачку «Лаки Страйк».

Таким образом он унимал чувство вины. Когда что-то в душе пыталось протестовать, призывало подумать, прежде чем действовать, он начинал приводить все доводы сначала. Наконец Норрис склонился к машине Хью и принялся прокалывать и резать шины. Так же как у Майры Иванс, у него по мере работы возрастал энтузиазм. В качестве дополнительного штриха он разбил передние фары и задние габаритные фонари. А в довершение всего подсунул под дворник на ветровом стекле со стороны водителя записку:

ПОКА ТОЛЬКО ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ТЫ ДОЛЖЕН ЗНАТЬ, ХЬЮБЕРТ, КАК Я ПОСТУПЛЮ, ЕСЛИ НЕ ПРЕКРАТИШЬ ЛОМАТЬ МУЗЫКАЛЬНЫЙ АВТОМАТ В МОЕМ БАРЕ.

ЧТОБ НОГИ ТВОЕЙ ТАМ БОЛЬШЕ НЕ БЫЛО!

Закончив работу, Норрис подошел к дому и заглянул в окно. Хью продолжал спать, так и не расставаясь со старым куском меха.

«Господи, кому в целом мире может понадобиться этот кусок дерьма? Прижимает его к груди, — думал Норрис, — как ребенок любимого плюшевого медвежонка».