Нужные вещи

Не все, что происходит в провинциальных городах, известно их жителям вне зависимости от того, насколько чутки их уши и говорливы языки. В Касл Рок знали о Фрэнке Додде, спятившем и убивавшем женщин еще во времена шерифа Бэннермана, знали и о Куджо, Святом Бернарде, который «развлекался» на Городском Шоссе № 3, известно было и то, что дом на берегу озера, принадлежавший Тэду Бомонту, писателю и вообще местной знаменитости, сгорел дотла летом 1989 года, но неизвестны были обстоятельства, при которых произошел пожар, и то, что Бомонта преследовал человек, которого и человеком трудно назвать, скорее чудовищем, которому нет имени. Алан Пэнгборн, в отличие от остальных, все это знал, и страшные видения время от времени мучили его ночами. Все эти события закончились так или иначе к тому моменту, когда Алану стало известно о головных болях Энни… если не считать того обстоятельства, что на самом деле закончилось далеко не все. В результате нескольких телефонных звонков напивавшегося до чертиков Тэда, Алан стал невольным свидетелем разрыва брачных уз Бомонта, и постепенного но необратимого крушения его здоровья. Одновременно и параллельно с этими событиями встало под угрозу и состояние нервной системы самого Алана.

Однажды ему случилось прочесть статью в журнале, который он взял в руки в ожидании приема у врача. Статья была посвящена черным дырам – огромным пустым небесным пространствам, которые, как писали, являлись средоточием антиматерии и алчно всасывали в себя все, что попадалось им на пути. Конец лета и осень 1989 года, посвященные делу Бомонта, стали личной черной дырой Алана. Были дни, когда он задавал себе самые простейшие вопросы и затруднялся на них ответить. Были ночи, когда он лежал без сна до самого рассвета, брезжившего на востоке, и заставлял себя бодрствовать, боялся заснуть – на него несся с огромной скоростью черный «торонадо», а за рулем этого черного «торонадо» сидел разлагающийся труп, а к заднему бамперу черного «торонадо» была приклеена табличка с надписью: СУЧИЙ ЩЕГОЛЬ. В те дни достаточно было воробью сесть на перила крыльца или пролететь над газоном, как он готов был закричать от ужаса. Если бы Алана спросили, он бы ответил: «Когда Энни прихватило, я был не в себе». Но этот ответ был бы слишком прост. На самом деле в его сознании тогда проходила непримиримая борьба с надвигающихся безумием. Сучий щеголь, вот кто донимал его, вот кто сводил с ума. Он и воробьи.

Не в себе он был и в тот день, когда Энни с Тоддом сели в их старенький «скаут», предназначенный для разъездов по городу, и направились в Хемфиллз Маркет. Алан снова и снова возвращался в памяти к состоянию и поведению Энни в то утро и не мог вспомнить ничего необычного. Он был в кабинете, когда они уезжали. Он выглянул в окно и помахал им на прощание.

Прежде чем сесть в машину, Тодд тоже помахал в ответ. В тот момент он видел их живыми в последний раз. Проехав три мили по шоссе 117 и в миле от Хемфиллз Маркет, их «скаут», потеряв управление, свернул с шоссе на большой скорости и врезался в дерево. Прибывший на место происшествия отряд полиции установил по характеру повреждений, что Энни, обычно чрезвычайно внимательная и осторожная за рулем, ехала со скоростью, как минимум семьдесят миль в час. Тодд был пристегнут ремнем. Энни – нет. Она, по всей видимости, скончалась, пробив телом ветровое стекло» одна нога и рука до локтя остались в салоне. Тодд, видимо, оставался жив, пока не взорвался помятый бензобак. Это мучило Алана больше всего остального. То, что его десятилетний сын, писавший шуточные астрологические прогнозы для школьной стенной газеты и живший успехами Малой Лиги, был еще жив. Он, скорее всего, сгорел, пытаясь освободить заклинивший замок пристяжного ремня.

Было произведено вскрытие. Вскрытие показало опухоль мозга. Опухоль, как сказал потом Ван Аллен, была совсем крошечная. С горошинку, так он выразился. Он не сказал, что опухоль была вполне операбельна, если бы ее вовремя диагностировали, это Алан прочел в его ускользающем виноватом и сострадающем взгляде. Ван Аллен сказал, что у Энни скорее всего произошел спазм, который, случись он раньше, навел бы медиков на нужный след. Этот спазм сотряс тело Энни, как электрический разряд, заставил ее вдавить педаль в пол и потерять контроль над машиной. Он не рассказал Алану все эти подробности по собственной воле. Он выдавил из себя все это по мере того, как Алан с беспощадным пристрастием допрашивал его, и потому, что Ван Аллен понимал – горе не горе, а Алану необходимо знать правду, или хотя бы часть правды, которую могут знать те, кто не был в этот момент в машине.

– Послушай, – Ван Аллен коротко и осторожно как до раны дотронулся до руки Алана. – Это был несчастный случай, и только он. Ты должен понять. И жить дальше. У тебя есть еще один сын, и ты нужен ему так же, как он нужен тебе. Ты должен жить и работать как прежде.