Нужные вещи

– Вы обманывали! – крикнула Полли. – Вы всех заморочили! Вы всем лгали!

Гонт выстрелил в нее усталым взглядом и снова посмотрел на Алана.

– Вам-то известно, что это не так. Я вел дело так, как веду его всегда. Я показываю всем и каждому то, что собираюсь продавать… и никого не уговариваю, даю возможность решить самостоятельно. Так что… прошу вас…

– И все-таки я, пожалуй, оставлю этот саквояж себе, – небрежно ответил Алан. Легкая улыбка, тонкая и колкая, как ледок, покрывающий лужи в конце ноября, тронула его губы. – Назовем это вещественным доказательством или уликой, как будет угодно.

– Боюсь, вам не удастся это сделать, – сказал Гонт и сошел с тротуара на мостовую. В глазах его загорелись две крошечные ярко-красные точки. – Вы скорее умрете, чем получите мое имущество. В том случае, конечно, если я сам не пожелаю его отдать. А я не желаю. – Он шел навстречу Алану и красные угольки в его глазах разгорались все ярче. По пути он оставил след на желеобразной луже из мозга Туза Мерилла, растекшейся на мостовой.

Алан почувствовал, как кишки его сами собой решили свернуться в тугой клубок, но не сдвинулся с места. Неожиданно для самого себя, побуждаемый инстинктом, которого понять был не в силах, он протянул руки к зажженной левой передней фаре и, сложив их перед ней, изобразил птицу. Птица замахала крыльями.

«Вот и снова воробьи полетели, мистер Гонт», – подумал он. Огромная птица-тень, скорее ястреб, чем воробей, невероятно реальная, пролетела к окну вдоль удивительно нереального фасада Нужных Вещей. Гонт заметил птицу краем глаза, метнулся было к ней, но замер и вернулся обратно.

– Уходите из этого города, друг мой, – посоветовал Алан. Изменив положение рук, он изобразил огромную собаку, похожую на сенбернара, которая, высунув язык, пробежала в свете передних фар по фасаду ателье «Шейте сами». И где-то поблизости – намеренно или по случайному совпадению – залаяла настоящая собака. Тоже большая, судя по голосу.

Гонт повернул голову в направлении лая. На лице его теперь был явно заметен испуг и растерянность.

– Считайте, что вам повезло, раз отпускаю, – продолжал Алан. – Но какие обвинения, честно говоря, я могу вам предъявить? Кража душ может быть записана в своде законов, по которым живут отец Брайам и преподобный Роуз, но в моем своде такого закона, к несчастью, нет. И все же настоятельно рекомендую вам убраться подобру-поздорову.

– Отдай мой саквояж!

Алан смотрел на него, стараясь изобразить удивление и презрение, но сердце тяжело колотилось в груди и очень мешало благим намерениям.

– Неужели вы еще не поняли? Так постарайтесь. Вы проиграли. И теперь свободны. Неужели забыли, как свободой распоряжаются?

Гонт еще несколько секунд смотрел на Алана, а потом склонил голову.

– Я так и знал, что от тебя надо держаться подальше. – Казалось, он разговаривает сам с собой. – Так ведь и знал. Уверен был. Ладно. Твоя взяла. – Он уже начал поворачиваться, и Алан слегка расслабился. – Я ухожу…

Он обернулся так мгновенно и так гибко, сам похожий на змею, что даже Алан показался бы по сравнению с ним черепахой. Лицо снова исказилось: человеческий облик покинул его полностью. Теперь это был демон с заострившимися скулами, глубоко запавшими щеками и глазами, горевшими кроваво-красным огнем.

– …НО НЕ БЕЗ МОЕГО ИМУЩЕСТВА! – визгливо крикнул он и бросился к саквояжу.

Где-то – совсем рядом или с расстояния в тысячу миль – раздался голос Полли:

– Берегись, Алан!

Но времени поберечься уже не оставалось. Демон, смердящий серой и подпаленной кожей, навис над ним всем телом. Либо действовать – либо умереть.

Алан пропустил кисть правой руки под запястье левой, схватившись за тонкую эластичную петлю, выглядывавшую из-под ремешка для часов. Внутренний голос подсказывал, что ничего не выйдет, никакое чудо не поможет и не спасет, так как механизм фокуса со Складным Букетом отработал свое…

Большой палец правой руки зацепил петлю. Крошечный пакетик выскочил из-под ремешка. Алан выбросил вперед руку, потянув за петлю так, как он делал это раньше.

– АБРАКАДАБРА, ЛЖИВАЯ СКОТИНА! – воскликнул он, и в руке его внезапно расцвел не букет из поблекшей папиросной бумаги, а огромный букет сверкающих разноцветных огней, осветивших Мейн Стрит сказочным мерцающим светом. Алан понимал, что разнообразие красок – лишь видимое, как пестрота радуги после пролившегося дождя – лишь обман зрения. Он почувствовал, как по жилам вытянутой с волшебным букетом руки заструилась горячая кровь, и душа вспыхнула восторгом. Победа! Это победа!

Гонт застонал от боли, гнева и страха, но не отступил. Вероятно, все произошло именно так, как подозревал Алан: Гонт просто-напросто забыл, что в чудеса можно играть, как играют дети, – с давних пор он относился к ним чересчур серьезно. Он попытался просунуть руку сквозь сияющий множеством огней букет, зажатый в кулаке Алана, и уже, нагнувшись, почти дотронулся до ручки саквояжа…

Вдруг откуда ни возьмись появилась нога, обутая в домашний шлепанец, и эта нога – она принадлежала Полли – наступила на руку Гонта.