— Уроды, вы знаете, кто за меня впишется? Самый главный жандарм! Ясно! Мне сам Мирский должен! Я же его дочку спас! Дайте мне позвонить! Черт! Придурки! Совсем пропили свои мозги! Мирский же вас вздернет…
Одного из конвоиров, наконец, надоели эти крики и он резко ткнул заключенного в бок. От сильного удара того сильно приложило о стены.
— Заткнись, — прошипели в его сторону. — Здесь не любят таких крикунов. Вырвут язык и выбросят собакам. А про его превосходительство еще хоть слово скажешь, сами язык вырвем. Это ведь ты, сука, его дочь украл и хотел убить! Душегуб проклятый! Я бы тебя сам тут придушил, чтобы другим неповадно было! Понял, сучий потрох?
Услышав это, заключенный сбился с шага и свалился на каменный пол. Но тут же вскочил с бешеными глазами и снова принялся орать:
— Суки! По беспределу закрыть хотите⁈Твари!
Но конвоиры больше и не думали церемониться. Снова, как и в прошлый раз, ему врезали по печени, заставляя с кряхтением привалиться к стене. После приложили пару раз прикладом карабина по роже, разбивая в кровь нос и губы.
— Чтоб вы сдохли…
Добавив на последок еще пару раз, они успокоились и, подхватив заключенного за руки, потащили в камеру.
—… Зуб даю, это марафетчик. Видите, как беснуется. Ломка у него началась, оттого и на людей бросается.
—… Да, совсем малахольный, ирод… А говорили, лютый совсем…
—… Ничаво таперича шлепнут, злодея…
—… Туда ему и дорога…
Глава 28
По длинному сырому коридору Петропавловской крепости шли двое. Высокий господин кутался в теплый плащ, брезгливо оглядываясь по сторонам. Впереди него семенил пузатый тюремщик с огромной связкой железных ключей, то и дело угодливо оглядывавшийся назад.
— Что он?
— А что с ним будет, Ваше Высокопревосходительство? Поначалу шибко буянил. Орал так, что железо звенело. А как охрип, то и затих. Таперича совсем шелковый.
— Били поди, — тот, кого назвали Высокопревосходительством, скорее не спрашивал, а утверждал. — Надеюсь, хоть в сознании, а я вас знаю, стервецов. Все мозги выбьете…
— Извольте не сумлеваться, Ваше Высокопревосходительство, — тюремщик попытался выпрямиться на армейский манер, но не получилось — пузо мешало. — Как родненького сыночка били — мягонько.
У нужной двери пузач остановился и долго бренчал ключами, ища подходящий. Когда же нашел, то еще столько же пытался им попасть в замочную скважину.
— Что ты там возишься, собачий сын? — теряя терпение, буркнул господин. Не в его планах было тут задерживать больше, чем этого требовалось для дела. — Или думаешь, что больше делать нечего, чем здесь шляться?
С испугу тюремщик неловко дернул ключами и тут же их выронил. С извинениями поднял и снова начал копаться.
— Вот, вот, Ваше Высокопревосходительство, готовенько, — униженно кланяясь, тюремщик распахнул дверь. — Вон и сиделец. Живехонький, свеженький.
Сиделец, и правда, был «живехонький». Но свеженький ли, был большой вопрос. Судя по уже сходящим с лица синякам, били его не сегодня и не вчера.
— А ну встал, ирод! Не видишь, кто к тобе самолично пришел⁈ — войдя в камеру, прикрикнул пузан. При этом недвусмысленно показывал на свои кулаки. Мол, вот тебя что ждет в случае ослушания. — Быстро свои кости подымай!
Гость и сиделец молча уставились друг на друга. Ни тот ни другой не делали попытки заговорить.
— Жди за дверью! — господин кивнул тюремщику. Тот было заупрямился, сверкнувшие гневом глаза гостя мигом «вытолкали» его в коридор.
Как только в камере осталось лишь двое, заключенный поднялся с нар.
— За тобой услуга, господин хороший, — прохрипел Витян, сплевывая тягучую слюну. — Ты сам дал слово, никто тебя за язык не тянул. Так что за тобой должок…
Мирский, а этим важным господином, посетившим казематы Петропавловской крепости, был именно он, нахмурился и заиграл желваками. Не каждый день, его, имперского генерала так в грязь «макают».
— Выходит, гроша ломанного твое слово не стоит? — развязно ухмыльнулся сиделец, состроив издевательскую гримасу. — Значит, надо будет среди «деловых» людей слух пустить, что никакой веры тебе нет. У нас на улице самый последний босяк за свое слово пояснить может, — снова сплюнул, окидывая гостя презрительным взглядом. — Правду, значит, про всех вас говорят…
Но, если Витян рассчитывал на какую-то реакцию, то просчитался. Недовольство генерала было вызвано совсем другим.
— Закрой пасть, и не испытывай мое терпение! — Мирский подошел к нему вплотную. — Ты говоришь об услуге, так я ее уже тебе оказал.
Сиделец недоверчиво качнул головой, явно не понимая о чем идет речь.
— За участие в похищении представителя дворянского сословия, а также вымогательстве высшего должностного лица имперского органа власти, тебе грозило четвертование, — стоявший Витян при этих словах посерел и медленно опустился на нары. — По моему слову, наказание заменено на бессрочную каторгу. Хороша услуга?
Сиделец громко сглотнул и медленно растер рукой шею, словно на своей шее петлю ощущал.