— Как вы думаете, Финн, куда он поехал? — спросила Лейси.
— Может, обратно в отель.
— Пожалуйста, поспешим.
Но в отеле его не было, было лишь письмо, в котором коротко объяснялось, что он решил взять на себя всю вину и выпустить заявление, чтобы прояснить это. Он перевел большую часть денег, что дал нам сенатор, в банк на мое имя — он приложил чековую книжку — и дал мне заверенную доверенность вести наш бизнес так, как я это пожелаю.
— Но почему он это сделал? Он бросает политику? — спросил Люк, когда я вернулся в мотель.
— Неужели вы не поняли, что он сделал? — спросил Лютер. — Он погубил себя.
— А как вы, Финн?
— Он оставил мне больше денег, чем я знаю, что с ними делать. Но кому дело до денег?! Я беспокоюсь о Джоше.
— Это была моя ответственность, я хотел, чтобы это было ясно, — сказал Келли.
— Очевидно, Джош решил иначе, — сказала Лейси.
— У него тоже свое мнение, Келли, — произнес я.
— То, что он сделал, ужасно, — вставил Лютер. — Он хоть упомянул, кому передал свое заявление, Финн?
— Полагаю, в Ассошиэйтед Пресс.
— Мы можем найти его, Финн? — спросила Лейси. — Может, он сказал, куда отправился.
— Я могу позвонить в бюро АП в Олбани, — произнес я. — Может быть, они…
— Пожалуйста, Финн, — попросила Лейси. — Пожалуйста, позвоните им!
Голос из бюро АП в Олбани сообщил, что ничего не слышал от Джоша, не знали ничего и в ЮПИ, и в «Олбани Таймс Юнион». Неожиданно я вспомнил воскресный день в Вашингтоне, когда Джош созывал на пирушку друзей-газетчиков. Как он объяснил, надо долго пробыть в издательском бизнесе, чтобы понимать странную лояльность людей этого типа.
Я позвонил Сисси Саутворт.
Обычно нужно много времени, чтобы миновать заслоны ее секретарей и помощников, но в этот раз кто-то выкрикнул мое имя, и немедленно в моих ушах раздался ее громкий голос, перекрикивающий стук пишущих машинок и крики помощников. Сисси находилась в городской редакции своей газеты, место, где она бывала только тогда, когда у нее имелась важная эксклюзивная информация. Это было частью ее деятельности, сказал однажды Джош, входить как королева, улыбаться низшим, выпаливать великие новости и указывать редактору, чтоб он не печатал газету без нее.
— Финн, где ты?
— Я в Лоуренсе, Сисси. Ты что-нибудь слышала о Джоше?
— Слышала о нем? — закричала она. — Я готовлю для публикации в газете его заявлением! Где он? Я все время звонила и усиленно пыталась найти его. Что происходит?
— Только прочитай мне заявление, Сисси.
— Что-нибудь не так? Все нормально? Я…
Я редко кричу на женщин, даже на таких, как Сисси, но в этот раз я заорал.
— Забудешь ты, наконец, о своих идиотских заголовках и прочитаешь заявление, женщина!
Я почувствовал, что она опешила. Потом Сисси зачитала заявление Джоша.
Оно подтвердило мои страхи. Джош принимал на себя полную ответственность за наем Вилли без разрешения Келли или любого другого члена подкомитета, при полной осведомленности, что Вилли будет использовать незаконные средства перехвата телефонных разговоров и электронного подслушивания для получения свидетельств о коррупции официальных лиц. Он полностью снял ответственность с комитета за сокрытие любой части досье на Джентайла, настаивая, что это было его решение и ничье еще.
— После этого он не сможет поболтать с охраной у дверей на Пенсильвания-авеню, — произнесла Сисси. — Никаких приятелей. Что у вас случилось?
— Это долгая история, Сисси. Когда-нибудь я расскажу все.
— Мы уже работаем над заявлением, — сообщила она. — Там изготовляют клише…
— Между прочим, когда ты получила заявление?
— Несколько часов назад, — ответила она. — Он позвонил, продиктовал мне его и попросил передать в АП и ЮПИ с временным эмбарго. Мы только что закончили читать его информационным агентствам. Он дал мне час на…
— Ладно, наслаждайся, Сисси. Не думаю, что это еще повториться.
Ее голос стал мягче, более женственным.
— Послушай, Финн, я могу что-нибудь сделать? Мне нравится этот парень.
— Ничего, Сисси.
Я повесил трубку.
Когда я перессказал им заявление, они все перепугались, даже Келли. Потом заговорили, что позвонят ему, остановят его, что это глупость и так далее. Я встал, ослепнув от слез, оттолкнул их в сторону и вышел в вестибюль, ничего не видя.
Неожиданно рядом со мной оказался Келли, а за ним Люк и Лютер.
— Что мы можем сделать, чтобы вернуть его, Финн? — спросил Келли, его голос был напряженным.
— Вы ничего не можете сделать или сказать. Он ушел, и я знаю его достаточно хорошо, чтобы сказать, что он не вернется.
— Я поговорю с ним. Я настаиваю, если и есть чья-то вина, так только моя. Я не хочу, чтобы кто-нибудь брал ее на себя.
— Слишком поздно. Его заявление теперь часть информации, Келли. Ни вы, ни кто другой не можете стереть ее. Он сделал себя козлом отпущения — помоги ему, Господь! — они разорвут его на части.
— Когда Ларсен и ему подобные завершат работу, ни один политик не прикоснется к нему даже десятифутовой жердью, — горько произнес Лютер. — Они будут переходить на другую сторону улицы, только завидев его.
— К черту! Я не хочу этого! — закричал Келли. — Мы подготовим заявление…