— Попытаешься заманить к себе? — насторожился Калинин. — Другое. Видел сегодня как она живёт с малышом, хочу знать, почему?
Тот вздохнул:
— Мы когда Лёхой к ним приехали, и этот гномик так искренне радовался, у меня сердце заболело… даже мент, расследующий смерть его папашки, и тот проникся, это он мне рассказал, как они выживают. А Вершков… это как раз тот пакостник, что втихую собирал компромат на наших… Что сказать? Со слов матери Вершкова (она с ними живет, продала свою однушку и купили вот такую убитую, но двушку, там и мыкали горе), у Марины тяжелая беременность была, не доходила. Санька, мало, что недоношенный, так ещё и ДЦП сразу поставили диагноз… Марине предлагали в роддоме написать отказную на него… Роды тяжелые, сама полудохлая, а этот козлина, папашка, сразу же устранился, даже ни разу не пришел увидеть мальчугана. Мальчишка болел много и всегда тяжело, Марина работать, естественно, не могла, Вершков алименты платил, но если мать просила что-то купить для ребенка — в основном лекарства, то деньги высчитывал из алиментов. Хотя сам, сука, жил неплохо, квартира отдельная, однушка, полностью упакованная, видно стриг потихоньку тех, на кого компромат имел. Счастье, что у Саньки был задет болезнью только опорно-двигательный аппарат, мать и бабушка не сдались и, как видишь, ходит ребенок! В три года, но пошёл. А сейчас мы их с бабой Леной в санаторий матери и ребенка отправляли, оба подлечились немного, да и Марину сразу механиком утвердили, толковая девка. А переманить… в банк её упорно зовут и деньги поболее предлагают, она много не говорит, сказала только: «Я добро помню!» Вот такие пироги!
— Спасибо, Володь!
Стукнула входная дверь и раздался приторный голосок:
— Дорогой, ты дома? Котик, почему ты в темноте сидишь, а накурил-то как! Совсем свою зайку не жалеешь, ведь вредно для здоровья моего!
Она включила свет, Горшков долго и внимательно смотрел на неё, а та щебетала о «своем, о девичьем» — какая была тусовка, кто что сказал, кто что надел… — Дорогой, ты совсем меня не слушаешь… так, да или нет?
— Да или нет, о чём ты?
— Ну вот, у Жанки новая шубка, а у меня… — её глазки наполнились слезами.
— Шубка, говоришь, новая нужна? В июле месяце? А в телогрейке не доводилось ходить?
— Какой у тебя юмор… лагерный, котик.
И у Горшкова что-то полыхнуло внутри:
— А ты разве не знаешь, что я из сидельцев, а? И юмор мой такой же? — вкрадчиво спросил он.
— Но, котик…
— Я тебе не котик. Так, красотка, давай-ка, вещички собери и с вещами на выход!
Та начала моргать, строить из себя обиженную, попыталась раздеться, чтобы Горшков воспламенился, и они сладко помирились в постели.
Он вздохнул:
— Или ты идешь собираешь вещички, или уходишь вот так, в чем сейчас одета! — на ней в этот момент кроме стрингов ничего и не наблюдалось.
Перекосившись от злости, грелка прошипела:
— Ты ещё пожалеешь! Я тебя, импотента проклятого, на всю Москву ославлю!
— Стоп! А вот это уже лишнее, — он набрал телефон. — Эдуард Витальевич, Горшков на проводе! Да, да, согласен, сейчас, жду, до скорого!
У девицы забегали глаза, она тут же заскулила:
— Котик, я не права, прости, хочешь, я буду все, что пожелаешь, делать, нема как рыба!
Горшков ухмыльнулся:
— А как же насчет ославить меня? И что ты будешь с импотентом делать, ведь для тебя трах — это же как пища для оголодавшего? Не гони волну, у меня давно есть записи, как ты на тусовках развлекаешься, мне просто лень было с тобой разборки наводить, да и забавно было наблюдать, когда ты из зайки в шалаву превратишься. Насколько у тебя терпения хватит? Я со всеми грелками расставался мирно, а вот тебя жадность сгубила. Оденься, сейчас здесь люди будут, а впрочем, не надо, как раз товар лицом увидят.
Приехавший вскоре поставщик элитных грелок сказал:
— Я Вас предупреждал, господин Горшков, о стервозном характере, но вы меня не послушали.
— Да я не в претензии, интересно было понаблюдать, все какое-никакое развлечение, а потом её похождения… в туалетах на тусовках, примитив, короче. Ладно, мы в расчете!
— Если что, обращайтесь, подберем из новеньких! — уходя, предложил Эдуард.
— Спасибо, обойдусь! Иногда, знаете ли, рукоблудие приятнее, чем вот такие!
Наутро Горшков долго и нудно выбирал планшет для семилетнего мальчишки, замучив продавца, выбрал самой надежной фирмы.
Теперь перед Горшковым стояла задача — как отдать планшет? То, что Марина вряд ли будет рада его видеть и захочет взять у него подарок для ребенка, он не сомневался. Поехал на работу, вызвал Толика:
— Подожди Александр Сергеевич, Мы тут одну программку добиваем, давай через полчаса?
Когда-то они начинали с полуподвального помещения, сейчас же разрабатываемые компьютерные программы их фирмы имели большой спрос, львиная заслуга в этом была Толика. Горшков радовался, что его друг нашел себя, что его жизнь такая насыщенная и наполненная не дает ему думать о неприятных мыслях, о его внешнем непривлекательном виде.