— Мам, ну прошло всё уже… Был в командировке… попал вот под раздачу, с солдатиками, они-то совсем салаги, вот я и… Потом долго валялся в госпитале, а как тебе такое сказать? Я же помню, какая ты была, когда батя ушел… Мамуль, прости, не смог… Там вот зато и Настю свою встретил, она свой мед заканчивала. Но теперь можешь не волноваться… в Рязани буду, в училище ВДВ, никуда не полезу, у меня же ты и сын теперь есть, как говорится — старый да малый… Мам, ты даже не представляешь, как мне сейчас спокойно, все такое родное, любимое, и ты рядом. Мы все тебя очень любим, просто взрослые уже, и ты мелковата стала, а так бы и посидел у тебя на коленях… — он обнял её. — Мамка моя, ты даже не представляешь, как мы тобой гордимся! При разговоре с Федякой или Ванькой первое, что спрашиваем — как мамка? А потом, обрадовавшись, что ты бегаешь по-прежнему шустро, про свои дела говорим.
Баба Таня вздохнула:
— Да как не бегать, когда вы, вон, то в дерьмо, то в партию вступаете? Слово моё, сын, твердое, обманешь — не появляйся!
— Не, мам, не буду!
Он поцеловал её в щёку:
— Пошли спать, ты ж с Зорькой ни свет ни заря встаешь, нужна она тебе, корова эта?
— Цыц, Зорька со мной сколь лет? Да и без дела-то я совсем состарюся, пока в силе, буду корову держать.
Калинин же обстоятельно и долго беседовал с Сарой, эта строгая с виду женщина как-то сразу располагала к себе, с ней было уютно, по-домашнему.
— Что ж, Володя, я рада, Валюшку ты не обидишь, уверена.
— Сара Львовна, я её всю жизнь ждал! Какое обидеть, мне без неё дышать трудно! И ребёнок… это же как подарок, мне все равно кто будет, пусть бы и парочку родила. Два месяца назад я и помыслить не мог о таком, теперь понимаю, что значит — счастье!!
Довольные друг другом пошли по комнатам, Калинин подлез к спящей жене, обнял, внутри разливалось тепло, через пару минут заснул и снились ему какие-то добрые сны, запомнился только маленький кареглазый мальчуган… бегущий с криком ему навстречу… Совсем недавно отпустили его кошмары о прошлом, спал израненный Палыч, крепко обнимая свою суженую.
Спалось всем в Каменке славно, а в Москве никак не мог уснуть Горшков, вертелся, вздыхал, вставал, курил, и всё никак не мог придумать, как же сделать, чтобы и Марине он стал нужен.
Санька и баба Лена уже и в гостях у него побывали. Санька носился по огромной квартире, особое восхищение у него вызвала комната с тренажерами:
— Дядя Саша, а можно я к тебе буду приходить на всех этих… как это… а, тренажерах заниматься? Так хочется, а?
— Не проблема, Сань!
Баба Лена впала в ступор на кухне от обилия всякой техники.
— Саша, все у тебя очень здорово, но как-то неуютно, вот здесь бы цветов надо, скатерть веселенькую, нежило как-то, уж извини старую за критику.
— Честно? Я тут только ночую. Вот если б вы все ко мне переехали… Я, Елена Сергеевна, очень на вас с Санькой надеюсь, что вы поможете мне… Понимаю, что тороплюсь, но как-то я без вас и не мыслю своей жизни теперь, вы мне все нужны, а уж Санька… может, это и кощунство с моей стороны, но лучшего сына и желать не надо.
Баба Лена помолчала…
— Саша, я вижу твое искреннее, душевное отношение ко всем нам, ты для Саньки на самом деле будешь хорошим отцом, мы с ним за тебя горой… А Марина? Ей нужно время. Слишком много негатива было, ты только не торопи её… капля камень точит… боится она ошибиться.
Марина же все больше убеждалась, что Горшков планомерно и конкретно вёдет осаду. Привез из Испании великолепную обувь для сына (Санька каждый день мерил её и восторженно восклицал:
— Мамочка, какие сапожки мягкие! Зимой ножкам будет тепло и удобно!), гору всяких трансформеров, какие-то игры. Бабе Лене и ей, Марине, духи, сладости…
Санька и баба Лена побывали у него в квартире.
— Безлико и неуютно, — выразилась мам Лена. Санька же рвался туда спортом заниматься. Хитрый Горшков каждый вечер заезжал за ней на работу вместе с Санькой. Тот важно восседал в детском креслице и докладывал обо всём, что случилось за день. Мужики слесаря отнеслись сначала неодобрительно, а потом, видя как Горшков таскает на руках счастливого Саньку, одобрили, и вечерами кто-то из них шумел, если Марина была на яме:
— Николавна, твои приехали, закругляйся.
— Колька Донских, как всегда, выразил общее мнение:
— Мужик настоящий! Не упусти!
Прозвонился Толик Ярославцев. Пригласил её на разговор, они долго сидели в кафешке. Толик, не пытаясь давить на жалость, просто рассказывал, как они выживали.