Маришка, уснувшая прямо на нем, тихонько дышала ему в шею, а он, растекаясь лужицей, боялся пошевелиться, вдыхая самый нужный ему запах — запах его женщины. Сколько он так лежал, ликуя, не понял. Маришка, бормотнув, сползла с него, повозилась, устраиваясь поудобнее. Он обнял её, прижал к себе, прикрыл легким покрывалом и провалился в сон.
И не слышали они, утомленные, как проснувшаяся баба Лена, стараясь не шуметь, радостно возилась на кухне, готовя праздничный обед, как проснулся Санька… Узнав, что мамочка с дядей Сашей спят, и шуметь не надо, пошел помогать бабе Лене. Вот таких суетящихся, их и застал заспанно-счастливый Горшков, проснувшийся на запах выпечки. Осторожно, стараясь не разбудить Марину, встал, и натянув домашние штаны, пошел на кухню. Его встретили два вопросительных взгляда, первым не выдержал Санька:
— Дядя Саша, вы с мамочкой жениться будете, правда-правда?
— Да, Санька!
Тот как-то тревожно спросил:
— И ты станешь моим настоящим папой?
— Да!
— Насовсем?
— Да!
— И я буду твой любимый сыночек?
Горшков, не выдержав допроса, сгрёб его в объятья:
— Ты уже давно любимый сыночек! Только, Сань, мы немножко поменяем тебе фамилию, и будешь ты — Горшков Александр Александрович!
Тот немного подумал:
— Александр Александрович, почему? А… понял, ты же Александр, баб Лена, я буду Горшков! А мама?
— И мама — Горшкова!
— А когда?
— В понедельник поедем, узнаем, как можно скорее всё и сделаем, а завтра переезжаете ко мне все.
— И будем у тебя всегда-всегда жить?
— Теперь надо говорить — «у нас», — чмокнул почемучку в носик Горшков.
— Ох, — Санька изо всей силы обнял Горшкова, — я так рад, что ты мой папа!
Баба Лена не скрывала слез:
— Я очень-очень рада! — она как-то замялась… — Теперь вы семья, я наверное…
— Лен Сергевна, у нас с Маришкой и Санькой одна мама и бабушка на всех — Вы. Не надо ничего придумывать. Места у нас, — он выделил слово «нас», — хватает, давно мечтал завести тещу. Вы ж Марине как мать, значит, и мне тещёю приходитесь. Не парьтесь, а надоест с нами жить, прикупим в нашем подъезде вам квартирку, прикиньте, как вам удобнее. А хрущобу вашу… — он скривился, — однозначно продавайте, ни на один день туда никого не отпущу!
У Мишука неожиданно появилась команда. Ванька с Колькой по старой памяти решили побороться с ним — «типа мы крупнее, сильнее, теперь-то уж точно мы тебя заломаем.» Пошли на поле за огородами, пыхтели, кричали, извозюкались все, но как не пытались, Мишук умудрялся выскользнуть из казалось бы стального захвата.
Наконец, побросав обеих братьёв каким-то мудреным захватом через бедро, он утомленно сказал:
— Бугаины! Уморили!
И удивленно оглянулся, вокруг сидели пожалуй все пацаны деревни, а то и Аксёновки. Велики, брошенные как попало, валялись в сторонке, а они, обычно орущие и галдящие во все горло, сейчас сидели молча, только и слышно было отряхивающихся братьев:
— Вот как есть змей! Ты, Вань, как хочешь, я с ним бороться не буду, это ж надо, нас двоих, таких орлов, один мелкий заломал!
— Дядь Миш, — отмер Лёха, — ты ведь в отпуске, поучи меня немного, сдачи уметь сдавать, а?
— И меня, и меня! — загалдели все пацаны, громче всех басил баушкин правнук — Тимошка. И такая мольба была в глазах пацанов, что Мишук не выдержал:
— Ладно, поучу самым простым приемам, но гонять буду сильно, не ныть и не скулить. Не сможете, говорите сами, ничего плохого в этом нет, не у каждого может получиться.
Вот и начались тренировки, они бегали, прыгали, ползали, отжимались, висели на тут же поставленном турнике, боролись. По очереди гуляли с Егоркой, когда Настя и баба Таня были заняты, и Мишке вручали коляску. Занимались с азартом, поначалу хвастаясь друг перед другом, а потом, втянувшись, стали сплоченнее.
На тренировки посмотреть собирались девчонки, мелкие дошколята, «баушки» — впереди с комментариями сидел дед Аникеев.
— О, Мишка, ты как жисть нашу оживил, вон девки, — он кивал на бабок, — про телевизер и энти, как его….серьялы позабыли!
Лешка, несмотря на то, что поначалу болело всё тело, упорно занимался, пропускал только когда ездил к деду.
В первый свой приезд Лёха дотошно облазил и осмотрел всё, потом, убедившись, что дед не бледнеет и чувствует себя почти нормально, успокоился. Сидел с дедом и рассказывал ему все новости, пока Палыч и Валя бродили по окрестностям.
— Дед, там у Саньки Вершкова теперь отец есть. Он звонил мне, радостный такой. Он скоро не Вершков, а Горшков станет.
Дед встрепенулся:
— Горшков? Как хорошо! Рад за них! Ты что, это же тот Горшков, которого Марь Иванна любит кормить!
— А, тогда клёво, он мужик хороший, хотя и тоже как ты, каменный!
— Я же стал не каменным, и он от Саньки твоего тоже размякнет!
— Дед, чё скажу-то… У Варюшки жених есть!
— Да ладно, это несерьезно!
— У него всё серьезно — это же Тимошка, сибирский медведище, он как Шишкины: сказал — сделал! Меня просил приглядывать за ней, пока он там, в Сибири.
Иван хохотал от души:
— А что, Лёш, с Шишкиными породниться очень даже замечательно! А Варюша что?
— Хихикает и дразнится!
Дед опять сильно смеялся: