Стокилограммовый мешок с песком за спиной – это, конечно, просто немыслимо. Однако Мицуро такой крепыш – говорит, что таскал и здорово окреп за три месяца. Так что, хотя Мицурик наш и не поражает своими физическими кондициями и американцы наши над ним потешаются, не сомневаюсь, что в смысле выносливости они, как и я сам, ему уступают. А то, что он слабо знает язык, совершенно не дает оснований так над ним подтрунивать. Однако, во всяком случае, все это делается добродушно. Кроме того, все пытаются его все время чему-то учить: как держать ружье, как держать ложку и т. д., и т. д.
Несмотря на возникшую было неопределенность, мы с Мицуриком все-таки обменялись адресами. Надеемся в следующем году опять встретиться в экспедиции. Все зависит от того, удастся ли ему вписаться в эту компанию международного проекта с помощью какой-то загадочной японской организации типа «Гринписа», которая хочет участвовать в этом деле.
Хочется надеяться, что все получится. Хороший он парень, очень надежный, – достойный товарищ по команде.
7 мая
Сегодня мы уезжаем. Вчера сборы завершили. Я встал примерно часов в семь, а к восьми спустился вниз. Мицурик уже был там.
Похолодало – температура с утра была минус 8 градусов. Снег шел, ветер северо-восточный, мело – в общем, декабрь вновь вернулся на эту землю.
Мицурик в 11 часов был увлечен Джоном в парикмахерскую и вернулся оттуда существенно помолодевшим. Его очень быстро постригли, а поскольку он полярный исследователь, то услугу эту ему оказали бесплатно.
После этого мы решили с ним пройтись по магазинчикам. Зайдя в банк, я поменял целых 20 долларов, которые тут же очень удачно вложил в небольшом магазинчике, торговавшем носками. После этой покупки на вопрос «А где вы храните свои денежки?» я мог смело отвечать: «Понятное дело – в носке!».
На обратном пути, когда мы проходили мимо бара, у нас синхронно возникла мысль – правда, вслух ее высказал Мицурик – не зайти ли нам выпить пивка? Мы зашли. В баре было пустынно. Несколько человек сидели за круглым столом и что-то обсуждали. Мы с Мицуриком взяли для начала два пива по 2,5 доллара, и у нас сам собой завязался разговор о настоящем и будущем экспедиции.
Я прекрасно понимал состояние Мицурика и то ощущение какой-то своей неполноценности, которое возникает у члена англоговорящей команды из-за недостаточно свободного владения английским. Похожие чувства пришлось испытать и мне во время первого посещения Америки в 1988 году, когда я приехал в Хоумстэд, поместье Уилла, имея за плечами только краткосрочные разговорные курсы английского языка. Мне все время казалось, что я мог бы полнее и лучше соответствовать своему положению в команде, если бы знал язык. Меня это тогда ощутимо угнетало, но я все время помнил о своей цели – попасть в экспедицию, в Антарктику, поэтому даже если мне что-то не нравилось, я эти эмоции подавлял, стараясь не подавать виду. Собственно, так же строил свое поведение и Мицурик.
Я попытался ему еще раз объяснить, что на наших американцев – Уилла и Джона – он производит впечатление просто недостаточно опытного человека, который не всегда знает, что надо в той или иной ситуации делать, и поэтому они все время пытаются его учить. Я-то прекрасно понимал, что Мицурик не так прост, как кажется, или, точнее, как представляется американцам, что он все понимает и обо всем имеет представление. Конечно, он был довольно рассеянным, но кто из нас этим не грешит, причем вне зависимости от знания языков.
Однако у каждого, кто дожил до такого солидного возраста, как 38 лет, должен иметься элементарный жизненный опыт, ведь именно он определяет поведение человека как в обычных житейских, так часто и в нестандартных ситуациях, которыми изобилует всякая экспедиция. Именно этот жизненный опыт позволяет каждому вне зависимости от того, участвовал он в экспедициях или нет, иметь некоторый запас элементарных знаний, например, как держать ружье – в окружении людей не целить его в живот товарищу, а стараться держать его на отлете – или как кипятить воду, чтобы приготовить кашу.