Читаем Нынче у нас передышка полностью

А что делается на восточной окраине у цементных заводов! Там не только здания, но и деревья, и каждый метр земли несут на себе следы артиллерийского урагана. Ведь было еще лето, а на деревьях не было ни единого листика, и многие из них лишились половины своей коры и ветвей. Земля тоже во многих местах была голая и черная. Все содрано и слизано артиллерийским и пулеметным огнем и взрывными волнами авиабомб. Наверное, так выглядят города после сильнейшего землетрясения, сопровождавшегося ураганом.

А городок, мне кажется, был симпатичный. И жилось в нем, наверно, людям спокойно и уютно. Об этом говорят и "немые свидетели". Я имею в виду жилища людей. Во многие из них я захожу, рискуя подорваться на мине. Несмотря на то что в комнате пробита стена или проломан потолок, можно понять, что люди отсюда не переехали, а спешно спасались от кошмара войны. В одной квартирке даже попалась на глаза мне недоваренная пища на остывшей плите и в ней штукатурка с потолка. Иногда надписи на стенах говорят, что некоторые семьи были вынуждены спасаться и что они надеются разыскать друг друга. Например, такая надпись углем на беленой стенке одной полуразрушенной комнатки, какая-то Нюра пишет кому-то из членов своей семьи: "Я, мама, Лиза и Женя — живы. Нюра".

Во всем городе мы не встретили ни одного жителя. Многих угнали немцы, многие успели разбежаться по окружающим местностям, а многие, наверно, погибли. Правда, уже на другой день нашего пребывания в Новороссийске жители стали появляться. Конечно, старики, женщины и дети. Мне бросилось в глаза, что в Новороссийске жило очень много культурных людей. В комнатках были чистые крашеные полы, чистые стены, иногда с художественными панелями. На стенах много картин. Хотя и простая, но приличная мебель. Даже в очень скромных на вид домиках в комнатах валяется много книг. Среди них любые учебники и художественная литература. Часто попадаются обломки музыкальных инструментов: гитар, скрипок, встречаются пианино и рояли. Много швейных машин и велосипедов, попадаются даже совсем исправные: очевидно, людям было не до них, — все брошено. В общем, печальное это все оставляет впечатление.

Поднимаюсь в гору и залезаю на балкончик одного симпатичного, сравнительно мало разбитого домика. Нахожу отличный венский стул, усаживаюсь и представляю себе, как было прекрасно пить здесь чай летом под вечерок в мирное, конечно, время. Кругом амфитеатром высокие красивые горы. Внизу небольшой симпатичный город. А за ним — синяя гладь моря, замечательно.

В лунные ночи тоже, наверное, прекрасно было любоваться отсюда, когда луна прокладывает серебрящуюся дорогу по морю, а лежащий внизу городок и пароходы в гавани переговариваются разноцветными огоньками. Может быть, к тому же доносилась музыка из какого-нибудь парка. Около дома маленький фруктовый садик и виноградник. Это уцелело. Нахожу пару груш на деревьях и несколько кистей замечательного винограда. Хочется думать, что жизнь здесь была спокойна и приносила людям радость. Когда-то это теперь будет восстановлено?

Да и не для всех уже это восстановится. Все нарушено физически и морально.

Я со своими ребятами расположился в хорошо меблированной комнатке одного домика с пробитой снарядом крышей. Надолго ли? Этого мы никогда не знаем. Поэтому многие люди не хотят палец о палец ударить, чтобы получше обставить свое существование. Дескать, может, сейчас дальше поедем?

Я же всегда придерживаюсь другого принципа: "Хоть час, да мой". Иногда я, и верно, как будто проигрываю на этом, ибо частенько бывает так: только устроишься получше, а тут приказ ехать дальше, значит, бросай все — и пошел. Но я и это не считаю проигрышем, ибо люблю даже самую эту созидательную процедуру устраивания, да и делов-то всего, если дружно приняться, 3–4 часа.

Ну, а уеду — какой-нибудь другой солдат воспользуется моим трудолюбием и, может быть, помянет добрым словом неизвестного ему предшественника. Итак, я даю соответствующую команду своим ребятам, — и работа кипит. Через пару часов уже все готово: пол чисто выметен, негодная мебель заменена хорошей, на стенах развешаны картины, замаскированы окна, оборудовано освещение, одежда наша повешена в гардероб, оружие развешано на стене. Масса книг уложена на этажерке, стол застлан чистой бумагой. Все в порядке. Только снаряды разрываются иногда довольно близко, да черт с ними, к этому обстоятельству уже давно привыкли, — авось в нашу хату не попадет.

Отдыхаю душой и телом: играю с дружком на гитаре и мандолине, читаю хорошие книжечки, отдыхаю на мягкой постели — в общем, шик! Что еще нужно?..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары