Нынче у нас передышка

На этих днях два раза ездил в тыл километров за 100, без особой надобности, а просто так, прокатиться по хорошему асфальтированному шоссе, попить водки с деликатной закуской, кое-что купить по мелочи. Время провел очень приятно.

Живем сейчас в ожидании предстоящих боев, но праздник, пожалуй, проведем в обороне, хотя кое-какие приготовления к наступлению заметны.

1 ноября 1944 года

В конце октября советские войска вошли в Восточную Пруссию. В Норвегии, Прибалтике, Чехословакии и Венгрии тоже продвигаются. Союзники что-то не особенно усердствуют. Наш фронт стоит в обороне уже давно, и еще, кажется, простоим долго. Нахожусь в паршивой польской деревне. Живу в своей автомашине. Не могу сказать, чтобы это было очень удобно.

Хожу на свидания к Вере. Правда, ходить довольно далеко, но погода пока что хорошая, и путь мой пролегает через лес и поле, так что прогуляться даже само по себе очень приятно. Мне с Верой очень приятно проводить время, нет в ней ничего такого, что было бы неприятно, хотя я весьма разборчив. У нее очень красивые, нежные руки. Губы у нее немножко детские. Их как-то чертовски вкусно целовать, и они тоже целуют, тепло и нежно. Глаза ее тоже мягкие, теплые и какие-то пушистые. Их тоже я очень люблю целовать или просто прижиматься к ним губами.

3 ноября 1944 года

Вчера был у меня очередной глупый случай, а у меня как-то вошло в привычку их фиксировать, возможно, потому, что умного писать нечего. Дело получилось так. Пошел я со своим старшиной бить зайцев из винтовок, их тут много. Ходили недолго, выгнали двух зайцев, но не убили и полями возвращались домой. Старшина шел в стороне, метрах в 100 от меня. Вдруг вижу: лежит в траве немецкая противотанковая мина. На вид — гнилая. Капсюль как будто удален, и вдобавок мина пробита насквозь винтовочной пулей. Как потом выяснилось, этот старшина видел ее на предыдущей своей охоте, он же ее и прострелил.

Мне как раз нужно было проверить бой своего карабина, и я решил в качестве мишени использовать эту чертову мину. Я установил ее на меже, приладив вертикально к куче какой-то соломы. В это время старшина попросил у меня разрешения выстрелить по этой мине 2–3 раза. Я ему разрешил, а сам встал около мины, в стороне, шагах в десяти, и стал наблюдать за результатами его стрельбы. Два первых его выстрела были промахи. Третий попал в цель, и в мине появилось еще одно сквозное отверстие. Затем мы с ним поменялись местами, но он, слава богу, не встал там, где стоял я, а отошел чуть подальше и лег в канавку, оттуда наблюдая за моей стрельбой.

В моем карабине было пять патронов, и все их я решил выпустить по этой удобной мишени. После, каждого моего выстрела старшина кричал мне, что цель поражена. Так продолжалось первые четыре выстрела. Я прицеливаюсь в пятый раз, произвожу выстрел — и вдруг! Раздается оглушительный взрыв, на месте мины поднимается черный столб дыма и земли, высоко в воздух летит солома… Я моментально бросаю взгляд на старшину и вижу, что он как-то странно медленно опустил голову к земле и лег весь — именно так склоняется человек, когда его убивают или тяжело ранят. Ну, думаю, готов мой старшина, и, как лежал я на животе, когда стрелял, так и остался лежать, опустил голову на руки и проклинаю судьбу, что так получилось. Через несколько секунд, подняв голову, я, к своей великой радости, вижу, что мой старшина поднимается целый и невредимый, только побледнел очень и оглох — минут десять ничего не слышал. В общем, как-то обошлось благополучно.

Если бы мина взорвалась тогда, когда стрелял старшина, а я во весь рост стоял около нее, то это событие так и осталось бы неописанным, ибо старшина дневников не ведет, а я был бы вознесен по частям довольно высоко в небеса и, следовательно, лишен был бы в дальнейшем удовольствия писать дневник.

Ну, посмеялись мы со старшиной и пошли домой. Он по дороге сказал: "Ничего, товарищ техник. Это нам будет наука на дальнейшее". А я подумал: "Хорошо, если б так, но, увы, следующую мину или какую-нибудь другую чертовину, которая нам попадется (а их до черта), мы снова будем вертеть и трясти ее, пока не добьемся от нее всего того, на что она способна. Уж такая у нас привычка".

6 октября 1944 года (описка — ноября)

Завтра — праздник. Сейчас начало первого ночи. Ровно в 12 с нашей стороны загрохотали орудия — поздравляют немцев. Под вечер ходил на охоту со своим старшиной. Убили двух зайцев. В деревне достали водки. Вечером выпили, справили канун праздника. По радио слушали доклад товарища Сталина.

9 ноября 1944 года

Прошел праздничек — четвертый за эту войну. Ну, как? Пожалуй, теперь уже можно сказать уверенно, что следующий праздник люди будут встречать в мирных условиях. Впрочем, аналогичные убеждения можно было слышать и в каждый предыдущий раз.