Нынче все наоборот

— Ну и вы немного. А вот в твоих несчастьях... — Вячеслав Андреевич замолчал и внимательно взглянул на Юрку, словно ждал от него подсказки.

— Муха... — неуверенно сказал Юрка. — И я... тоже... немножко...

— Пожалуй, и ты немножко, — согласился Вячеслав Андреевич. — Но дело сейчас в другом. Ты ведь не можешь всю жизнь ночевать у бабушки? Вернуться к маме все равно придется.

— Если бы я только будильник сломал... — тоскливо сказал Юрка. — Он дешевый.

— Знаешь что? — сказал Вячеслав Андреевич. — По-моему, я смогу тебе помочь. У меня брат работает в телевизионной мастерской...

— А в пылесосной у вас никого нет? — оживился Юрка.

— В пылесосной нет. Но это неважно. Телевизионщики могут починить радиоприемник. Думаю, что они и с пылесосом управятся. Там ребята такие: если захотят — из дыма дрова сделают.

— У меня денег нет.

— Если за деньги, то это не помощь. Я поговорю с братом. А ты приходи завтра на это место. В пять часов. Договорились?

— А вы не шутите? — спросил Юрка, все еще не веря неожиданному счастью.

— Нет, — сказал Вячеслав Андреевич, — я ведь тоже невезучий, я тебя понимаю. А теперь идем, мне пора.

Юрка взял Фоксика на поводок, и они с Вячеславом Андреевичем направились к выходу. На душе у Юрки было легко, он шел весело и без нужды покрикивал на Фоксика, который чертил носом по дорожке, принюхиваясь к каким-то ему одному понятным запахам.

У ворот сада, прощаясь, они пожали друг другу руки.

— До завтра, — сказал Вячеслав Андреевич. — В пять часов.

— В пять часов... — повторил Юрка.

Вячеслав Андреевич зашагал по тротуару. Юрка смотрел ему вслед, и у него не проходило ощущение, что он не сказал чего-то очень важного этому человеку. Это «что-то» вертелось на кончике языка, но было неуловимо и никак не хотело обращаться в слова. А когда все же Юрка понял, что он не сделал, то Вячеслава Андреевича уже не было видно.

Юрка сорвался с места и бросился к автобусной остановке. Автобус уже отъезжал. На подножке висели пассажиры, и двери были открыты. Юрка увидел только затылок Вячеслава Андреевича.

— Вячеслав Андреевич, а вы приходите к нам еще! — крикнул Юрка. — Я ребятам скажу, мы будем сидеть тихо!

Вячеслав Андреевич обернулся. Он тоже крикнул:

— Завтра в пять!.. — и было неясно, понял он Юркины слова или нет.

Когда Юрка вернулся, бабушка была уже дома.

— Ты куда запропал? — сказала она. — Я уж тебя искать собиралась. Иди домой, мать требует.

— Бабушка, можно я у тебя до завтра останусь?! — взмолился Юрка. — Мне завтра в пять часов нужно встретиться с одним человеком. Она же меня не пустит!

— А тебе кто важнее, мать или человек какой-то?!

— Бабушка, ты же не понимаешь! Это очень важно!

— Конечно, где уж мне понимать... Совсем дура стала.

— Да ты не дура, — с отчаянием сказал Юрка. — Ну кто тебе говорит, что ты дура! Хочешь, я тебе за хлебом схожу? Хочешь, полы вымою? Ты пойми, мне обязательно нужно встретиться.

— Пол вымоешь?! — изумилась бабушка. — Ну, тогда, значит, тебе и на самом деле приспичило. Ночуй, мне не жалко. А что я матери скажу?

— Я сам скажу.

— Ох, парень, — вздохнула бабушка. — Где твое «сам» раньше было? Ну, беги в булочную, с полом и без тебя управятся.

Ну и не надо!

На следующий день, когда Юрка пришел в школу, никто не спросил его, почему он пропустил занятия. Только Славик поинтересовался, довольно, впрочем, равнодушно:

— Ты чего вчера не был?

— Так... — ответил Юрка, и Славик удовлетворился этим ответом.

Учителя тоже ни о чем не спрашивали Юрку, но он замечал, что они иногда как-то странно поглядывали на него, на Галку и на Славика. Юрке это не нравилось.

Галка тоже выглядела сегодня задумчивой. Она сидела, уткнув нос в парту, и ни на что не обращала внимания. И только у Славика был, как обычно, вид уверенный и спокойный.

До конца второго урока не случилось никаких происшествий. Юрка понемногу успокоился. Он уже стал подсчитывать, сколько оставалось времени до пяти, когда они встретятся с Вячеславом Андреевичем.

Но на третьем уроке начались неприятности. Третьим уроком была физкультура. Учитель физкультуры относился к своему предмету с большим уважением. Он терпеть не мог учеников, которые отлынивали от занятий, ссылаясь на всякие болезни. Когда он видел справки об освобождении от физкультуры, у него делалось такое лицо, будто он съел ложку горчицы.

— Зачем вам эти справки?! — возмущался он. — От чего вы освобождаетесь? От того, чтобы стать здоровыми и ловкими? От того, чтобы быстро бегать и далеко плавать? Вы знаете Стенли Метьюза? В сорок семь лет он еще играл в футбол за сборную Англии! А вы знаете, что с вами будет в сорок семь лет? При таком отношении к физкультуре в сорок семь вы разжиреете, по лестницам будете ползать пыхтя, как бегемоты, а играть сможете разве что в домино! Нет, я сделаю из вас здоровых людей!

Последние слова звучали как угроза.