Точно столько же были оригинальны и красивы разные другие деревянные устройства выставки. Во-первых, решетчатые, транспарантные галереи, служащие для перехода из одного отделения выставки в другое, и многочисленные выездные и входные ворота, рассеянные по разным окраинам выставки. Ничего торжественного и монументального они не заключали, но были до крайности стройны и воздушны, усеяны вверху и по сторонам прелестною сквозною резьбой, поминутно выделявшеюся на голубом, солнечном фоне неба, и давали своею живописностью благодатную отраду после педантской каменной архитектуры главных «монументальных» построек. Бродя по выставке, я сто раз говорил себе: «Как было бы чудесно, если бы, отбросив все предрассудки, решились всю венскую выставку создать из подобной же оригинальной, свежей, глубоко национальной деревянной архитектуры! Так нет же, непременно подавай арки, колонны, карнизы, весь туалет как есть, все, как оно стоит в книжках! И добро бы за дерево боялись, — опасно, дескать, от пожара. Так ведь ничуть же не бывало — вся беда только в том, что школьные порядки одолели. Из дерева, да еще какая-то „ничтожная“ орнаментистика, да еще краски — это еще что такое! Где же монументальность, с ее белой, единственно приличной краской, где же достоинство, где же „Grossartigkeit“?
Кроме сейчас указанных мною, по парку выставки было рассеяно еще множество других построек, тоже деревянных, тоже раскрашенных, тоже с резьбой и тоже примечательных, или, по крайней мере, интересных и милых. Я уже не говорю о таких в высшей степени важных архитектурных образчиках, как венгерский дом, с арками на выгнутых столбиках, с острой четвероугольной башенкой наверху и целой шахматной доской выпуклых зеленых стекол, вставленных в рамку каждого окна, как один общий набор, или про шведский домик — весь из деревянной чешуи и с человечьими лицами вместо капителей на колонках; про словацкий, штирийский, кроатский, тирольский крестьянские домики, низенькие, бедные, но оригинальные и веселые в своих разноцветных окрасках — глубоко народные создания всегда оригинальны и живописны, как бы ни были бедны или грубы. Но мне хотелось бы обратить внимание читателя на множество построек деревянных, которые хотя и в новое время возникли, но имеют в себе черты чего-то особенного, самобытного, почти равняющегося силе национальности. Всего утешительнее сказать себе, уходя со всемирной выставки, что эти постройки чрезвычайно многочисленны и вместе чрезвычайно разнообразны, а главное, точно будто и в самом деле в их создании не участвовал никакой профессор, никакой академик, даже никакой художник, а создавала их сама рука народа. Сколько разнороднейших планов тут вдруг сложилось, всевозможнейшие геометрические фигуры легли в основание их, и от этого так разнообразна и вышла их внешность. Начиная от каких-нибудь ресторанов, приютившихся под самыми оригинальными крышами и стенами, и кончая целыми зданиями, где какие-нибудь богатые вельможи (например, герцог Кобург-готский или князь Шварценберг) разложили и расставили богатства всех трех царств природы, заключающиеся в их миллионных поместьях, или целые ведомства (например, австрийские министерства — земледелия и торговли, или горных и соляных дел) в группах и пирамидах чудесной красоты выставили серые и обделанные продукты свои целыми массами, горы соли, меди, каменного угля, громады вина в бутылках и бочках, горное масло, — всюду эта новая деревянная архитектура ярко блещет своими формами, перекрещивающимися бревнами, резными наверху решетками и балкончиками, красивыми рядами зубцов и прорезных узоров, живописными крышами, то острыми и высокими, то низкими и плоскими, наконец, бесконечным разнообразием окон и дверей, окруженных колонками, пилястрами, узорчатыми наличниками и навесами — и все это покрытое богатыми, прекрасно сложившимися красками.