Ныряльщица

— Ну вот, опять, — она пихает меня локтем. — Может, расскажешь, кто он?

— С чего ты взяла, что это именно он?

— Она? — Тимри приподнимает брови.

Пламенно-рыжие, как огонь. В глазах К’ярда.

Ой все.

— Нет.

— Оно?

— Отстань, — теперь уже я смеюсь.

— Ба, Мэйс умеет улыбаться, — ухмыляется она, а потом добавляет: — И при этом не делает вид, что ее вот-вот стошнит.

Мы заходим в гримерную, где нам предстоит снимать макияж, и я складываю руки на груди.

— Ладно, я скажу, если ты скажешь, почему такой вид у тебя.

— Нормальный у меня вид.

— Да ты что?

Кто бы мог подумать, что мы с рыжей занозой будем нормально общаться, тем не менее мы нормально общаемся. За эти несколько дней я выяснила, что она не полная задница и, похоже, она то же самое выяснила обо мне. У Тимри младший браг и больной отец, матери давно нет, в «Бабочке» она работает, чтобы оплатить безумно дорогое лечение и кормить семью. А Лэйс… с Лэйс они постоянно делили первое место и доходы соответственно. Поэтому терпеть не могли друг друга. Об этом она мне сказала прямо, за что я ей искренне благодарна. Тимри вообще все говорит прямо, поэтому с ней лучше тоже напрямую.

Всегда.

— Короче, мне не нравится один тип.

— Тот, который постоянно приглашает тебя в ВИП-ку?

— Да.

Она проводит диском по щеке, и стирает косметику, как в рекламе дорогущего аппарата, устраняющего мимические морщины. Одно движение — и кожа выглядит по-другому.

— Он что-то говорит? Ну…

В общем-то, в «Бабочке» нельзя ничего такого, что посягает на неприкосновенность официантки, но запретить говорить не может никто. Из доказательств, если попытаешься намекнуть на непристойности, только твои слова против того, кто оплачивает счет и твою работу. И кормит твою семью (деньги за ВИП-обслуживание, не считая чаевых, существенно отличаются от тех, которые можно получить в общем зале).

— Ничего. Просто он мне не нравится. Я не первый день здесь работаю, и от таких потом бывают проблемы.

Тимри замолкает, потому что приходят другие девушки, и гримерная наполняется щебетанием. Голоса самые разные: у кого-то возбужденные, у кого-то усталые, но все однозначно счастливы, что сегодня выходной и можно поехать домой отоспаться. Работаю и учусь я здесь одна, но у большинства девушек семьи, и мужья по выходным дома, могут посидеть с ребенком или заняться делами. Что касается Тимри, отдых ей не светит, она приезжает и первым делом отпускает сиделку' (оплачивать ее работу постоянно слишком дорого, особенно учитывая, сколько сжирают лекарства).

— Н’эргесу сказала? — спрашиваю я, когда мы идем по коридору к служебному выходу.

— Зачем? У него камеры и штат безопасников.

— Но твои подозрения…

— Мои подозрения хорошо оплачиваются, — говорит она и ругается, когда мы выходим на улицу: дождь хлещет такой, что даже зонт не спасает. — Вот это я ненавижу больше всего.

— Что?

— Вот это! — она машет ключом от эйрлата, жмет на кнопку несколько раз, пока срабатывает сигнализация. — Мой тебе совет, Мэйс. Купи себе такой же, пусть это развалюха, но лет ает же. Садись.

Первый порыв отказаться я заглушаю, когда в меня швыряет очередную порцию холодных хлестких ливневых струй. В салоне дребезжит старенькая печка, затертая панель, которая открывается от прикосновения, предъявляет еще более затертый карман для вещей, куда Тимри бросает ключи.

— До Пятнадцатого не обещаю, но до станции платформы на Тринадцатом довезу.

— Спасибо, — говорю я.

— Обращайся.

Музыка ревет, когда мы взлетаем, силовое поле у этой модели никакое, поэтому от ветра нас здорово потряхивает.

— Ты обещала рассказать про него.

— Да нечего тут рассказывать.

— Опять морозишься?

Я пожимаю плечами. В случае с К’ярдом все не так однозначно, и говорить об этом я не хочу, тем более что говорить не о чем.

— Я ни с кем не встречаюсь.

— А я разве говорила про «встречаться», подруга? — Тимри мне подмигивает, и в эту минуту я чувствую себя донельзя глупо. Впрочем, еще глупее звучит даже мысль о том, что я могла бы встречаться с К’ярдом.

Мы из разных миров, и этого не отменить.

Тем не менее сейчас я почему-то об этом думаю и злюсь. Нашла о чем думать!

Впрочем, не только думаю, этот поцелуй до сих пор обжигает. Я уже стерла с губ все, что можно, включая помаду, но все равно его чувствую. Поэтому так упорно не смотрю на тапет, где можно открыть чат и написать сообщение: «Все совсем не так». Поэтому когда прихожу домой, я вообще стираю всю переписку и удаляю контакт (теперь до запроса от него я ничего не смогу ему отправить). Но запроса не будет, я это знаю точно.

С этой мыслью падаю на диван и отключаюсь, едва успев завернуться в плед.

— Внимательнее! — сурово командует Вартас, когда я пропускаю очередной удар палкой, и тупой конец ударяет мне в плечо. — На моем месте может оказаться кто-то другой, и тогда…

— И тогда мне прилетит палкой, — говорю я. — Вообще-то я думала, что мы начнем постепенно, а драться будем потом.

— Те, кого ты опасаешься, тоже начинают постепенно?