вокруг себя не видели. Он же за Большой Камень ходил меня искать, так же и у тебя
случится».
-Ну, надеюсь, что мне не придется на Москву ехать за женой, -пробормотал Питер.
-А сего ты не знаешь, - мать все гладила его по голове. «Придется, и поедешь. И в Индию
поедешь, или еще куда. Тебе двадцать два сейчас, твой отец на год старше был, как
Изабеллу полюбил. Погоди, говорю тебе».
-Семью хочу, матушка - тихо ответил мужчина. «Вы женщина, вам этого не понять».
-Отчего же не понять, - вздохнула Марфа. «Ты, как твой отец – он тоже шлюх не брал
никогда».
-И я бы не брал, да.., - Питер покраснел.
-Ну, вот женишься на хорошей девушке, и все это забудешь, - Марфа обняла сына и ласково
сказала: «Правда, милый, придет еще твое время».
Питер поднял синие глаза и попросил: «Вы только осторожней там, в Картахене, матушка,
пожалуйста. Не лезьте, - он улыбнулся, - на рожон».
-Да уж не бойся, - рассмеялась Марфа, - в женском монастыре размахивать пистолетом не
буду. Давай, ложись, а то тебе завтра с Джованни еще в деревню ехать».
-Очень, очень хорошая цена, - уверил ее сын. «И даже своя пристань есть, ну, как у нас».
Марфа поцеловала его в щеку и велела: «В постель, и чтобы никаких бумаг перед сном не
смотрел, понятно?».
Она перекрестила сына и, выходя, подумала: «Ну, сложится все у него. А что Констанца ему
отказала, - так оно и к лучшему, ей шестнадцать лет всего, совсем девочка еще».
Констанца затянулась и сказала: «Очень вкусно. Трубка мне не нравится, папа Джон курил
иногда, а тут – розами пахнет, а не табаком».
Марфа приняла наконечник слоновой кости, и, глядя на огонь в камине, улыбнулась: «А
Хосе, ну, Джозеф, не по душе тебе?»
Констанца зарделась, и, подобрав под себя ноги, укутав их мехом, ответила: «По душе, и
Питер, тоже ну, как друзья, понимаете. А так, - она помедлила и неожиданно горько
продолжила, - кто на меня посмотрит, я ведь некрасивая».
-Не за красоту любят-то, - отозвалась старшая женщина. «Жена отца твоего приемного,
синьора Вероника, какая красавица была, а потом Орсини ей все лицо изуродовал, изрезал,
шрам на шраме, одни глаза остались. А твой отец ее так любил, - ну, сама знаешь, Джон
рассказывал тебе».
Констанца кивнула, и, теребя кружева на рубашке, сказала: «Мне кажется, что я нравлюсь
одному человеку. И он мне тоже, очень».
-Ну вот и скажи ему, - Марфа ласково потрепала рыжие косы. «Скажи, не бойся. Твоя
матушка вон – чуть ли не босиком из дома ушла, чтобы отцу твоему сказать, что любит его.
Так же и ты».
Констанца сплела нежные пальцы и решительно тряхнула головой: «Скажу».
Хосе посмотрел на Лондонский мост и подумал: «А ведь я боюсь. Странно – казалось бы, это
мои бабушка и дедушка, моя кровь, а все равно – боюсь».
Темза играла под осенним солнцем, и юноша залюбовался серыми, прозрачными волнами.
«Жалко, конечно папу оставлять, - Хосе все глядел на реку, - однако у него Мияко-сан есть,
двойняшки, да еще и Полли приедет, с мужем своим, папа сказал, в следующем году. А я
учиться отправлюсь. Двадцать четыре года, - он вздохнул - и опять учиться. Ну, ничего, на
жизнь я себе всегда заработаю, а, как сделаю все, что надо – тогда женюсь. Иосиф, - он
усмехнулся. «Папа сказал, отца моего Давид звали. Давид Мендес де Кардозо».
Он помахал рукой отцу, что выходил из лодки, и стал спускаться к пристани.
-Питер на склады свои отправился, это дальше, вниз по течению, - указал рукой отец. «Дом
отличный, купчую мы подписали, так что на следующей неделе можно переезжать. Мебель
там есть, Питер обещал с тканями помочь, так что – Джованни улыбнулся, - все хорошо
складывается.
-Розы весной посадишь? – рассмеялся Хосе.
-И розы, и скамейку сделаю, и лодку заведем, и пони для детей – там конюшня есть. Деревня
рядом, и до усадьбы миссис Марты – мили три не больше, - отозвался отец.
Хосе помолчал и решительно сказал: «Я ведь от вас уеду, папа. Не потому что...»
Отец потрепал его по черному затылку: «Да понимаю я все. Наш дом – твой дом, и так будет
всегда. А ты давай, женись, и чтобы у меня внуки еще были». Джованни рассмеялся.
-Страшно, - сказал тихо юноша. «Я ведь отца своего, настоящего, и не помню совсем, только
выстрелы и костер. Мы ведь, папа, ничего не знаем о том, что происходит с памятью –
наверное, когда случается что-то ужасное, эти переживания вытесняют все остальное. Тем
более у детей.
-Очень надеюсь, что ничего больше не случится, - вздохнул отец. «И все равно – в усадьбу к
миссис Марте ты поедешь, Тео и Масато-сан тебя рады будут видеть. А потом уже – в
Амстердам, хотя, я думаю, одним Амстердамом дело не ограничится.
-Святая Земля – Хосе вдруг оживился. «Папа, но эта такая удача! Я смогу поучиться у
мусульманских врачей, и у еврейских тоже. Но я вернусь, обязательно, не сюда, наверное, а
в тот, же самый Амстердам. А к вам буду приезжать в гости».
-Вон миссис Марта, - заметил отец, - на углу Бишопсгейта, ждет уже нас.
-Так, - деловито сказал женщина, когда они подошли ближе, - двойняшки погуляли, поели, и
спать легли. Жена твоя с мистрис Доусон на кухне закрылась, хочет научиться наши блюда
делать.