o 496d70464d44c373

Она смеялась в нос из-за кляпа, выпихнула его языком и расхохоталась

на всю квартиру.

– Чего, ты ржешь, дура?!

– Ой, Сереженька, щекотно, не могу! Ой, перестань, не могу! Щекотно!!!

Это уже никуда не годилось. Сергей сбросил брюки и трусы, оседлал

198

грудь Маши и провел по ее губам своим сокровищем. Против этого она

точно не устоит. На это только посмотришь, и тут же с ума сходишь от

страсти. Но, видимо, в комнате было слишком темно…

– Что ты мне в рот суешь?

– Возьми его, дорогая, возьми в рот, пожалуйста…

– И не подумаю. Сереженька, ты чего? Что это у тебя такое?

– Хуй! Ебать тебя не раздумывая! – не сдержался Сергей.

– Не кричи, дурак, мать услышит. И не бей ты меня им по носу.

Маша опять расхохоталась.

– Чего ты все ржешь, а?

– Ой, Сереженька, кабы люди на нас со стороны посмотрели.

– Да, да, милая, я тоже хочу, чтобы на нас во время этого смотрели, –

Сергей опять начал распаляться.

– Да, стыд же какой, совсем сдурел, да? Развяжи меня – больно.

Сергей расстегнул ремень и опять нырнул Маше между ног. Она больше

не сопротивлялась, но и хохотать не перестала.

«Ничего. Привыкнет, – подумал Сергей. – Какая она все-таки невинная.

Какая чистая. Ведь не просвети я ее, так бы прожила всю жизнь в

неведении.»

Раздался стук в дверь. Они наскоро оделись, и Маша пошла отпирать.

– Господи, доченька, что же это делается? – в комнату вошла мать

Маши. Ее глаза были широко раскрыты, она как будто звала ими на

помощь обоих молодых людей.

– Только что приходили. Сундук тебе принесли. Говорят, подарок от

товарища Сталина. Господи, что же это?

Все трое вышли в коридор и склонились над массивным сундуком. В нем

было много женской одежды, очень дорогой, очень красивой. Товарищ

Сталин видел Машу в театре, на премьере той пролетарской пьесы. И он

послал ей огромный букет, хотя она играла бессловесную стенографистку

и только в одной сцене.

Сергей почему-то не ревновал. Он лишь подумал, что было бы так

хорошо нацепить на себя одно из этих платьев и заставить Машу отстегать

его ремнем. Только слишком долго придется ее уговаривать. И она опять

хохотать станет, чего доброго. И вообще надеяться на это стоит только

после свадьбы.

199

Через две недели правительственная машина увезла Марию Германовну

слишком быстро, чтобы даже захватить с собой сундук – подарок

похитителя. Сергея, как художника-декадента, сослали на Соловки. Мать

Маши умерла с голоду, потому что ее заперли в комнате и забыли потом

отпереть. Она была очень стара, слаба и честь знала еще с прошлого

столетия.

* * *

Москвичи рисковали в любом переулке и дворике нос к носу столкнуться

с рысью какой-нибудь или ламой. Ночью на улицу не выйдешь из-за

комендантского часа – теперь целый день, что ли, взаперти сидеть?

Естественно, москвичи шли на работу, по магазинам и на свиданки. И,

видимо, это было весело.

Позвонил Диего. Сказал, чтобы я срочно бежал в галерею

«Ржавь&Коромысло» – кто-то спрашивал о граффити Иззалиевой. Но

никакая спешка не лишит меня права уложить волосы и хорошенько

приодеться перед выходом из дома.

Очаровательные служащие галереи, брюнетка и блондинка, сообщили

мне имя господина, интересовавшегося не выставленной картиной. Он

узнал о ней из каталога и подозрительно не выглядел. Наоборот, девушки,

сошлись на привлекательности молодого человека. Однако что мне с его

бородки и высокого роста – обязательных черт половины моих приятелей

мужского пола?

Молодой человек, правда, представился. Георгий Резин. Имя

совершенно ничего не говорившее. Его личину засняла видеокамера при

входе в галерею. Девушки извинились и сказали, что просмотреть пленку

можно только в конце рабочего дня, когда охранники ее стирают. Славно. Я

и так долго ждал, отчего не потерпеть несколько часов? Молодой человек

мог оказаться рядовым поклонником современного искусства,

влюбившимся в картину по названию из каталога. Вернусь с Диего – в лицо

этого Резина может знать он.

Я вышел на улицу и побрел в сторону площади Маяковского. Горячий

шоколад в кафетерии при Центральном Концертном зале – есть вещи,

которые скрасят даже самое поганое настроение.

На подходе к кафе меня осенило. Пришлось отказаться от сладкого и

200

рассеять неожиданные подозрения. Я вернулся в квартиру №44 и нервно

подошел к письменному столу. Где она? Куда я ее заткнул?

Рукопись лежала в нижнем ящике стола. Со следом от ботинка на

титульном листе. Георгий Резин – это псевдоним Дэна.

Сперва я хотел вернуться и выпить горячий шоколад, как собирался. Не

тост поднимать, а поразмыслить. Я повернулся, чтобы выйти из комнаты, и

заметил, что у моего отражения в зеркале как-то странно размыта голова.

Я медленно шел к зеркалу, думал о горячем шоколаде, об очках, которые

давно стоило бы купить, о Диего. Я плакал, но струйки слез на моем лице,