‒ Нельзя травить прекрасных дам
Что доверяют вам всецело
Достойны роз они с утра
Что сорваны, нежданно кавалером!
И зелье ваше, Эллочка,
Всего лишь полный хлам
Учитесь у соседочки
Могу сказать я вам!
У меня от сердца отлегло, выходит убивать меня все же никто не собирался.
Т
‒ огда зачем весь этот спектакль? н
‒ едоумение читалось в моих глазах.
‒ Потому что в вашей работе будут миллионы ложных сигналов, из которых только
каждый тысячный станет боевой тревогой. На каждом из следующих занятий, одна из вас
будет пробовать сваренное зелье, а вот чем оно окажется ядом или пустышкой
‒ воля случая.
В любом случае, за сто лет моей жизни никто из студентов занятиях еще не умер! А теперь
можете быть свободны!
В полной тишине наш курс спешно покидал стены кабинета зельеварения. Я тоже
собиралась уйти, но обнаружила, что до сих пор сжимаю в руках, ту самую якобы
отравленную розу.
156
к конторке кафедры, за которой скрылся Глеб.
- Эля, ты идешь? - окликнула готовая уйти Анфиса, уже стоя в дверях кабинета.
- Догоню!
Кабинет стремительно опустел, оставив нас с преподавателем одних.
Заступив, ногой на высокий помост кафедры, я узрела зельевара, низко склонившегося над
стопкой листов бумаги, и что-то торопливо записывающего.
- Простите, пожалуйста, - тихо обратилась к нему.
Мужчина, до сих пор меня не замечавший, вздрогнул от неожиданности и повернул голову
в мою сторону.
- Что свет моих очей?
текстом не решилась.
- Ваша роза, - протянула цветок обратно Глебу. - Заберите, пожалуйста!
В глазах брюнета мелькнуло нечто похожее на обиду.
- Не буду, она ваша! Считайте ее моим подарком! - и равнодушно отвернувшись,
продолжил строчить что-то дальше.
на своего собеседника, осознала, действительно не понимает. Глеб витал где-то в облаках, его
взгляд был затуманен, а рука, записывая стихи, плясала над листом бумаги. Сейчас я видела
перед собой не преподавателя зелий, а того милого и странного брюнета, который помог мне
позавчера в коридоре.
Я огляделась по сторонам аудитории и, убедившись, что кроме нас здесь никого не нет,
тихо прошептала:
- Я не могу ходить с этой розой по академии. Она очень красивая, честно. И мне очень
приятно её получить. Но, Глеб, вы же сами слышали, о чём шепчутся мои однокурсницы.
Они же мне житья не дадут!
- Мне казалось, вы менее зависимы от общественного мнения, - в его голосе послышалось
разочарование.
стала.
Переступив через свою гордость, мне пришлось кивнуть и вслух согласиться со своей
зависимостью от мнения окружающих.
- Что ж, если все, так как вы говорите, можете оставить цветок на столе, - не отрываясь от
своих стихов, равнодушно пожал плечами Глеб.
Облегчённо выдохнув, я положила розу рядом с ним и собралась уйти из кабинета.
Конечно, я могла просто выкинуть цветок, в ближайшее мусорное ведро. Но, черт возьми,
мне это казалось неуважением, кощунством. Лучше отдать обратно, и не убиваться потом
угрызениями совести.
Все же, кокетка, живущая внутри меня, очень любила цветы, пускай и подаренные таким
странным образом.
Я почти дошла до выхода из лаборатории, когда Глеб меня окликнул:
- Эля, ваш кот сегодня ночью приходил ко мне и вылакал миску с белладонной!
157
Я аж за стену схватилась, а на глазах сами собой навернулись слёзы. Просто идиоткой я не
была, и что такое белладонна знала:
неподвижно лежащего на холодном полу, рядом с выпитой миской яда.
- Элла, что с вами? - обеспокоенный голос брюнета прозвучал совсем рядом со мной, -
Почему вы плачете?
- Мурз уме-е-ер... - у меня начиналась истерика. - Блин, зачем я его сюда при-та-щи-и-и-
ла! Жил себе в Москве-е-е, шарился бы по помойкам...!
Меня схватили за плечи и принялись трясти, приводя в чувства:
- Эй, ты с чего взяла, что он мертвый? Он живее всех живых! - вытирая слёзы с моего
лица, невесть откуда взявшимся платком, успокаивал Глеб.
- Так яд же! Бе-еллад-о-онна - яд! - не понимая, всхлипывала я.