o 50e4ab8bad975b7e

завтра ею может стать отблеск последней падающей звезды в

‒ ек моих муз, увы, недолог.

О

‒ днозначно псих!

‒ вынесла окончательный вердикт, Г

‒ леб, тебе необходимо показаться

психиатру.

Забавно, но я не боялась ему заявлять подобные вещи, видимо, пользовалась своим

привилегированным положением музы. Но на моё колкое замечание мужчина не

отреагировал, он внимательно вглядывался на берег, где сейчас бушевал какой-то переполох.

Э

‒ лька, кажется, сейчас начнутся серьёзные проблемы! н

‒ ахмурился он.

В с

‒

мысле? с

‒ уету на берегу я видела, а вот её причину пока разглядеть не могла.

В п

‒

рямом!

До берега оставалось метров пятьдесят, когда я поняла, что имел в виду Глеб. На гальке

широко, расставив ноги и заложив руки за спину, как суровая скала, возвышался взбешённый

Эридан. Отловленные и обтекающие от воды, фрейлины стояли, построившись за его спиной

в шеренгу, и в лицах их читалось вселенские страдание и боль.

И все они наблюдали за нами.

Как, черт возьми, я и Глеб выплываем из пучины морской.

‒ Это провал! ‒ убито выдохнула я. ‒ Теперь он точно найдет способ меня отчислить, а со

мной ещё и девчонок.

‒ Ну уж нет! Я надеюсь, ты мне сможешь подыграть? ‒ скосил он на меня свои хитрые

голубые глаза.

Смо

‒

тря, что надо делать?

«Жаль утопиться на мелководье мне не дадут!» - Я уже чувствовала дно ногами, и

понимала, что отсрочить появление на берегу ничто не в силах.

О

‒ тбиваться Эля, но только так чтобы меня не убить!

Чт

‒

о? н

‒ е поняла я с первого раза, уже выйдя из воды почти по пояс.

Но вместо пояснений услышала громкую декламацию стиха, который раскатами эха

отражался от скал, разнося оду имени меня, на всю бухту.

Л

‒ юбовь моя!

Как, ты светла,

Как, ты прекрасна и нежна.

Не мог забыть я той минуты,

Как снизошла ты на меня.

Я помню миг тот, как вчера...

Ты в чёрной юбке и с ведром,

Неслась как вихрь за котом.

Остановилась. Подошла.

И имя мне, произнесла.

Эля... Как дивно, коротко звучит,

Ах, сколько чувств в себе таит...

Твоя улыбка. Свет очей.

И дивный смех: воды, ручей.

Пленили сердце! И не дают мне спать!

Дай о тебе мне помечтать...

Ах, свет очей моих!

О, радость грёз!

Пойми же ты,

ведь я всерьёз...

Пока я ошарашено хлопала глазами и офигевала он услышанного, Глеб притянул меня к

себе своими загребущими идеальными руками Аполлона, крепко обнял, едва ли не до хруста

сжав мои кости, и тихо шепнул на ухо: «Отбивайся», переместил свои ладони на моё лицо и

притянул к своему наглому улыбающемуся фейсу. В следующий миг его губы впились в мои

в яростном поцелуе.

Зрительский зал на берегу издал дружное «о о

‒ о

‒ х».

« Э

‒ ля! Ты тупая?!" ора

‒

ло подсознание, ‒ «Отбивайся, тебе сказано!»

‒ «У него губы солёные!» ‒ радовалось, неожиданно проснувшееся, либидо, заставляя

тело механически ответить на внезапную ласку.

‒ «Окей! Хорошо! Целуйся с преподом! Только потом не жалуйся, когда тебя в очередной

раз назовут его подстилкой!» - огрызнулся здравый смысл и заставил заехать коленкой Глебу

между ног. Не сильно, но ему хватило, чтобы согнуться пополам.

‒ Что вы себе позволяете?!!!- возмущённо орала я на всю бухту, а глазами просила

прощения...

«Очень забавный способ попытаться обмануть Эридановское «Орлиное око», вот только

какой смысл?» - вероятно, я действительно глупая, потому что плана хитрого зельевара не

поняла.

Хотя надо отметить, фонтанировала эмоциями я вполне натурально. По моей коже бежали

мурашки, сердце стучало, как тахикардийный энерджайзер, руки-ноги тряслись, правда, от

усталости проплытых метров, и охрипший из-за холодной воды голос срывался истеричными

нотками.

- Магистр Глеб, - спокойный голос начальника службы безопасности заставил меня

прекратить завывания о маньячных преподавателях и отравителях, - Я буду вынужден

вынести на педсовет вопрос о вашей профпригодности. Ваше поведение не позволительно.

Глеб, все еще согнутый «буквой зю», на убийственный тон Эридана внимание не обращал.

Кривящимися губами он продолжал шептать стихи и жалобы на разбитое сердце и не только

сердце.

Последние пару метров из моря меня волок лично блондин. Он, не жалея обуви и брюк,

прямо в них зашел в воду, сомкнул свои цепкие руки на предплечье и с абсолютно не

проницаемым выражением лица вытащил меня на берег, а потом фактически зашвырнул в