o 50e4ab8bad975b7e

Глаза открывала по одному, сначала правый, потом левый. Осмотрелась по сторонам.

Попали мы прицельно в середину общего коридора блока, нигде не застряли, части тела

все тоже на месте, и это, несомненно, радует. Глеб стоял напротив меня, улыбался во все

тридцать два зуба и протягивал кота.

‒ Все, ты дома! ‒ торжественно заявил он. ‒ На чай напрашиваться не буду, но от

карандаша не откажусь.

Лорда Мурза у своего спасителя я забрала, и, с чувством великой благодарности за свое

вызволение из бесконечных лабиринтов академии, молнией метнулась в тринадцатую

комнату.

С воплем прямо с порога: «Бабы, дайте карандаш!» я

‒ ввалилась в помещение.

‒ В ящике стола лежала пачка, ‒ указала мне готтесса, которая еще пять минут назад,

занималась тем, что пыталась ровно пройтись по комнате на каблуках хотя бы пять метров,

но из-за моего эффектного появления, произошла катастрофа, и Фиса, потеряв равновесие,

зашатавшись, распласталась по полу.

‒ Через пять минут все объясню, ‒ пообещала я и, вытащив из стола целую упаковку

заточенных грифельных карандашей, унеслась, подобно урагану, обратно в коридор к Глебу.

Когда выбежала, поняла, что у нашей телепортации были свидетели, а именно две

противные барышни, перемывавшие мне утром кости. И сейчас они изумленно застыли у

дверей своей комнаты в ожидании продолжения спектакля.

«Что ж вам куры, на насестах своих не сиделось. Выперлись, блин!»

Делая вид, что не обращаю на них никого внимания, подошла к брюнету и протянула

карандаши.

Во

‒

т бери.

‒ Ты знаешь, уже не надо, ‒ протянул он и так грустно вздохнул, что у меня аж сердце

защемило, ‒ я забыл, что именно хотел записать, и мне кажется пора уходить, - и не

прощаясь, исчез в очередной вспышке телепортации.

А я осталась, как дура, стоять с протянутыми к нему карандашами в пустоту.

Из-за моей спины раздался ржач. Причем противный такой, как у лошади. Леди из

высшего общества, так не смеются:

Чт

‒

о, рыжая, поматросили и бросили?

‒ Пусть радуется, что хотя бы проводил. Я слышала, что девушек из низших, обычно

просто пользуют и бросают там где взяли!

«Эля, кажется, тебя только что завуалировано назвали проституткой» ‒ прорычало мое

озверевшее самосознание. ‒ «А, значит, у кого-то на голове растут лишние волосы,

которые необходимо проредить».

С праведным гневом в глазах развернулась лицом к своим обидчицам. Вот сейчас-то я и

смогла рассмотреть их внимательнее. Одна ‒ высокая, черноволосая, с точеными чертами

лица и фигуркой, вторая чуть ниже, шатенка, внешностью она уступала своей товарке -

толстая и нос некрасивой картошкой, но вот на гадкий язык, она, похоже, редкостная

мастерица.

‒ Ванесса, ‒ обратилась она к своей высокой красивой собеседнице,

‒ вы бы смогли одеть

на себя монашеское одеяние по доброй воле?

‒ Дорогая Кларентина, эти безвкусные черно-белые тряпки созданы для неудачниц. Такую

одежду, можно одеть только по приказу или во благо Ее величества королевы Ризеллы. Но по

доброй воле никогда! Для фрейлины э

‒ то моветон!

‒ Да бросьте, графиня, ‒ притворно удивилась толстуха, ‒ О какой фрейлине может быть

речь, если она в первый же день притащила в женское общежитие мужчину. Позор!

«О, нет! Выдернутые волосы, будут для тебя слишком простым наказанием. Боюсь,

придется сжечь еще и всю твою одежду!»

‒ Вы совершенно правы, маркиза. Но вы же понимаете, что даже во дворце должны быть

фрейлины, обязанностью которых будет покорно раздвигать ноги, если попросят. Это

сделано, для того, чтобы честь таких дам, как мы не пострадала.

О

‒ тчего-то мне кажется, что честь таких дам, как вы п

‒ острадала еще в тот момент, когда

вас мозгом обделило, н

‒ е выдержала я.

‒ Ах ты, безродная девка! ‒ вскипела толстуха. ‒ Ты как смеешь ко мне так обращаться?!

Для тебя мы м

‒ аркиза Кларентина и графиня Ванесса, и никак иначе!

Я искренне расхохоталась. Вот это самомнение, каждому бы такое.

‒ Для меня ты толстая жирная корова с манией величия, а подружка твоя, ‒ я смерила

сверху вниз взглядом ту, которая графиня, ‒ ставлю руку на отсечение, что уже давно не

девственница!

О, да, я рисковала, но: «О, боги! Да я вас умоляю, чтобы скромные девственницы так

оттопыривали зад при ходьбе и оголяли буфера!»

В подтверждение моих слов, Ванесса залилась позорной малиновой краской.

‒ Пиф-паф, девочки! ‒ делая пистолетик из двух пальцев, застрелила каждую. А потом

гордо удалилась под повисшее молчание в свою «тринадцатую комнату».