трех четвертей миллиарда. Телевидение к концу века с
полной гарантией будет цветным и показывать по нему на
большей части планеты станут чувствительные сериалы:
латиноамериканские с неузнаванием потерянного дитяти и
злобной мстительницей за прошлые обиды, индийские с
пением, танцами и близнецами, североамериканские с
буднями полицейского участка и любовными историями
отвязанных бизнесвумен, вполне возможно, что и российские
с благородными рэкетирами и развеселыми ментами. Дети
будут завороженно смотреть, как гамбургеры и конфетки
пляшут на экране и потом канючить у родителей, чтобы их
кормили именно этим напрыгавшимся в телевизоре кормом.
Мир будет разделен прежде всего на развитый
индустриальный и постиндустриальный Север и быстро
размножающийся, но медленно развивающийся Юг.
Колониальная система, сложившаяся в началу ХХ века, к его
89
концу, наверняка распалась, не столько от бунтов в колониях,
сколько от отсутствия в метрополиях тех, кто желал бы нести
«бремя белых». Одним из главных отличий от предыдущих
эпох стало то, что продовольствие экспортируется из
промышленных стран в аграрные.
Освоение космоса началось, но к концу века оказалось, что
сосредоточено оно почти исключительно на околоземных
орбитах, космические мечтания человечества об освоении
планет так пока и остались мечтаниями. Зато развитие
информационных технологий превышает любые мечты
фантастов. Совершенно замшелые бабули с успехом
управляют своими карманными ультракоротковолновыми
рациями, чтобы доложить дочери о смене памперсов у
малыша и заказать ей покупку к ужину творога, кэрри или
тортильи.
Мир сотрясают одновременно два демографических кризиса,
способные отправить в психушку самого Мальтуса. Дети все
чаще и чаще рождаются там, где они не смогут заработать
себе на жизнь – и все реже там, где такая возможность в
наличии. Прогрессивная же мировая общественность более
всего озабочена климатическими проблемами: зимой –
наступлением глобального потепления, а летом – грозящим
планетарным похолоданием.
Люди среднего поколения в нетрадиционных обществах, как
и у нас, недовольны безумными танцами, музыкой и нравами
молодого поколения, а также упорной консервативной
старомодностью своих собственных родителей. А
нетрадиционных обществ все меньше, хотя далеко не каждая
деревня превращается в уютный сабарб, чаще получаются
маргинальные фавелы.
В самом деле, как бы не изменялись техника, экономика и
политика, им никакими силами не сделать, чтобы вместо
джаза в 20-е годы получил всеобщее распространение
менуэт. Однажды родившиеся в мозгу Дэвида Сарнова
«мыльные радиооперы» дальше стали развиваться по своим
законам – и никто не смог бы их остановить. Тут формула
«
социалистической песне. Посмотрим, однако, что могло бы
произойти на том уровне, где изменения достаточно
возможны и заметны. Тут можно только выхватывать
взглядом из бурного четырехмерного потока жизни какие-то
случайные кусочки – остальное любой может придумывать
сам в качестве самостоятельного домашнего упражнения.
К примеру, полностью исключены в этом мире за
отсутствием нефти североамериканские «нефтяные
скандалы» времен президента Гардинга. То есть, коррупция и
скандалы были, но не вокруг вайомингской нефти, а, скорей
всего, вокруг концессий на добычу горючих сланцев в
Колорадо. По той же причине становится менее вероятной,
во всяком случае менее масштабной боливийско-
парагвайская война в 30-х годах. Судя по свидетельствам
всех до единого современников, обе стороны сражались,
выполняя волю английских и американских нефтяных
компаний, за передел богатых нефтью полей Гран-Чако.
Некоторым диссонансом к этому смотрится то, что в Чако
никто никогда не смог добыть или хоть найти ни единого
барреля заветной жидкости. Но некоторое преувеличение
нефтяной подоплеки решительно всего на свете характерно
для тех времен так же, как и для конца века. В конце концов,
знаменитые слова о том, что теперь вместо «шерше ля фам»
надо говорить «шерше ля петроль» были произнесены во
французской Палате Депутатов в 1925 году, когда на душу
среднего француза приходилось в сутки всего одна тысячная
бочки нефтяного потребления – один небольшой стакан.
Меньше, чем сегодня в Эритрее, Замбии или Судане. И в 34
раза меньше, чем сегодня в той же Франции.
Не кажется, чтобы Угольный Мир смог обойти Мировой
Кризис конца 20-х и Великую Депрессию 30-х. Системный
кризис старого, нерегулируемого капитализма был слишком
глубок и нефтяные дела в нем занимали не очень большой