o bdf4013bc3250c39

и даст попятный. Только с самого первого раза сумей выставить его

обидчиком. По-военному говоря, лучшая оборона – атака. Так, кажется?

- Так, - кивнул Добряков.

- Ну вот и договорились. Давай еще по одной, и я схожу к тебе за вещами.

Они выпили, и Добряков рассказал, что принести из вещей и белья.

- Прими пока ванну, - посоветовала Зина, сворачивая большую

хозяйственную сумку. – И можешь лечь отдохнуть. Кровать знаешь где. Я

скоро буду.

- А Виктор на работе? – настороженно поинтересовался он.

269

- Забыла тебе сказать – Виктор на две недели уехал к отцу на Украину. Так

что располагайся! – и она хлопнула дверным замком.

От перенесенного за сутки у Добрякова жутко разболелась голова. Он стал

под горячий душ и начал тугими струями массировать лоб, затылок, виски.

Такой массаж за несколько минут если не снимал головной боли, то

существенно ослаблял ее. Распарившись и помыв голову, он насухо, до

красноты растерся махровым полотенцем и, не одеваясь, прошел в спальню.

Кровать была застелена чистым бельем, и он с наслаждением вытянулся во

весь рост, нежась на удобном матраце и впитывая приятный запах свежих

простыней.

Щелкнул замок. Он накрылся одеялом и спросил:

- Зина, ты?

- А ты кого-то еще ждешь? – донесся из прихожей ее шутливый голос. – Ой, что сейчас расскажу!

Добряков насторожился и приподнялся в кровати, положив голову на

согнутую в локте руку.

- Видела твоего соседа, - сказала Зина, войдя в спальню и ставя на пол сумку

с вещами.

- Где? - удивился он.

- На старом его месте, на любимом – у киоска. Видел бы ты его рожу. Вся

челюсть в гипсе, едва двигается, а туда же – пивко хлещет!

- Он тебе ничего не сказал?

- Ничего. Только поздоровался. Представляешь? Никогда не здоровался, а тут

глянь-ка! И кампания его вся этак вежливенько со мной раскланялась. Я

270

ничего не сказала, кивнула и мимо прошла, но спиной долго чувствовала их

взгляды. Так что ты становишься популярным. Вишь, как уважать себя

заставил! – улыбнулась она.

- К черту такое уважение! – выругался Добряков. – Нужно оно мне!

Единственный дельный там человек – Ермалюк, да и тот дерьмо.

- Это здоровый такой?

- Ну да, заводила ихний. Без него они – мелюзга недоношенная, мразь.

- Тебе до них, точно, дела нет, - согласилась Зина. – Я думаю, ты отныне

прекратишь эту порочную практику – как бомж, хлебать пиво перед пивной

палаткой? Когда можно интеллигентно посидеть дома, побеседовать, поесть

хорошо… Там у нас осталось еще? Выпьем, что ли?

- Я… гм-гм, - откашлялся Добряков.

- Понимаю, неглиже, - рассмеялась Зина. – Ну подползай, халат вон накинь, -

и ушла на кухню.

Потом он вернулся в спальню и снова лег, а Зина отправилась в ванную. Он

слушал, как шелестят струи воды, и чувствовал, как все его тело наполняется

необузданным, диким желанием.

«Что за баба такая? – дивился он. – И хочется-то ее по-особому, не как

остальных! Если и есть счастье, оно, видать, в этом!»

Она вошла – вся раскрасневшаяся, аппетитная, влекущая. Подошла к кровати, призывно посмотрела ему в глаза и легким, рассчитанным движением плеч

скинула на пол яркий халат с шелковыми кистями…

271

* * *

Вторую бутылку они допили уже после того, как отдохнули после

головокружительного секса, наговорив друг дружке нежных слов, надавав

клятвенных обещаний и поверив в них настолько, что все грядущее

представлялось уже в одном только розовом свете. В числе таких обещаний, между прочим, было согласие Добрякова на предложение Зины, которое само

по себе было вполне разумным и с практической точки зрения вполне

подходящим к тем условиям, в которых эти двое пребывали на тот момент,

когда Зина, слегка высвободившись из объятий Добрякова, приподнялась и

загадочно посмотрела ему в глаза. Он томно улыбнулся, но вскоре понял, что

не улыбка подразумевалась ею в качестве реакции на ее взгляд: она смотрела

по-прежнему пристально и цепко, словно пытаясь вползти ему в самую душу

и найти ответ на мучительный вопрос, который никак нельзя было получить

при обычном разговоре. Он занервничал, завозился на постели, лег навзничь

и тупо уставился в потолок, предчувствуя что-то особенное, не из разряда тех

смешков и шепотков, которыми они обменивались еще минуту назад. Лежал

и боялся пошевелиться, а сам все ждал, напряженно и мучительно ждал, что

она скажет, наконец. Это тянулось, как ему показалось, целую вечность, и за

это время он успел покрыться мелким, противным потом, но так и не посмел

откинуть одеяло. На смену потливости пришел озноб, и Добряков несколько

мучительных и ничего не прояснявших минут сосредоточенно размышлял о

причинах этого озноба и никак не мог определить, был ли он следствием

напряженного ожидания или свидетельствовал о безжалостно

приближающейся менже. Наконец, это стало невыносимым. Преодолев

оцепенение, он повернулся лицом к Зине, все так же неотрывно глядевшей на

него, и попытался улыбнуться, но улыбки опять не получилось, а вместо нее

на лице его застыла, он это чувствовал, нелепая гримаса школьника,

застигнутого товарищами за непотребным делом.

272

- Зин, ты чего, а? – кое-как выдавил он из себя, снова попытался улыбнуться, но снова не смог совладать с мимикой.