О бедном монахе замолвите слово.

— Наверное, просвещенных мастеров, впавших в ярость от того, что их победил народный мастер, от гнева рвало кровью? — спрашивали наивные жители Дунху, на что жители Цзегу, пряча глаза, мямлили о том, что не то, чтобы рвало, и не то, чтобы кровью…

***

Были и те, кто сожалел о том, что так и не успел посмотреть на легендарного старца Дао Ли, что, говорят, мог решить любой вопрос, с каким бы к нему ни обратились, и даже сами Небеса прислушивались к его мудрым речам. И люди, и птицы, и звери — все готовы были внимать словам мудреца, а кое кто даже клялся, что видел, как сам Дао Ли, сидя вечером в поле за городом возле старого дерева читал из своей книги про путь Праведности Восьми Добродетелей, и даже громадная лесная свинья трепетно внимала небесным истинам, изливавшимся из его уст, и глубокомысленно кивала головой его словам.

И, хотя, кто-то из тех, кто дерзнул подобраться поближе и говорил, что пьяный в сопли дедушка спал, а свинью тошнило, но кто поверит досужим домыслам?

Глава 11

Утро встретило меня треском сверчков, бодрым паучищем, ползавшим по моей груди взад и вперед, теплыми лучами ласкового солнышка, назойливо лезущими в глаза и нос, ароматами чая, костерка и какого-то варева, над которым не покладая рук трудилась Ванкси, а также тяжким похмельем, грозившим расколоть одну несчастную лысую голову ровно пополам.

Чертово Ледяное Сердце Нефрита… Нет, когда оно пилось, то вполне соответствовало названию: каждый глоток вина приносил неповторимый фейерверк свежести, что морозным потоком спускалась в желудок, и там взрывалась настоящей волной бодрящего холода, от которого по спине табунами скакали мурашки размером со взрослого лобстера, а изо рта вырывались клубы пара. Но через мгновение холод сменялся потоком нежного тепла, растекающегося по всему телу, и табуны свежемороженых лобстеров послушно растворялись, а на смену им приходила нега и блаженство.

Насчет редкости и дороговизны ничего не скажу, а вот насчет того, что якобы никто не сможет выпить этого вина много — тут гостеприимные хозяева явно погорячились. Ведь если речь заходит о хорошем вине — кто сможет состязаться с этим старым знатоком садоводства и алхимии, чей организм закален частыми медитациями и полуночными бдениями в монастырских подвалах секты Парящего Змея?

Хотя, стоит отметить, что про крепость чудесного вина почтенный Ло Динсянь, оказавшийся весьма приятным в общении человеком, в целом, не соврал. С первой же чаши вино стреляло в голову. С третьей — пятой начинало попадать по колесам. И для многих достойных мужей города Дунху стадия первого кувшина оказалась неодолимой: так уважаемый тунчжилан Ба, столь непреклонно стоявший на страже интересов города Дунху в общем, и семейства Ло в частности, так и не смог прорваться.

Он много раз сообщал, что больше не может, но кто будет верить словам? Глаза — вот истинное зеркало души.

Да, пусть его рот шептал: «я должен идти», но глаза кричали «я должен остаться».

И этот старый чтец сокрытых стремлений, швец застольных бесед, игрец на потаенных струнах человеческих душ непреклонно наливал толстому знатоку законов еще, и предлагал новый прекрасный и возвышенный тост, восхваляющий мудрость и прозорливость достойнейшего градоуправителя, за которого (в его же присутствии) не выпить было решительно невозможно. И толстый Ба превозмогал немощь телесную, и храбро опрокидывал очередную чашу во славу мудрейшего Ло Динсяня, после чего бледнел, краснел, зеленел, покрывался легчайшей изморозью и начинал закидывать в рот разнообразнейшую снедь, коей в изобилии были уставлены столы.

Не отставал от него и я.

Это деревенщина Ванкси то и дело спрашивала окружающих, что за блюдо, да из чего оно приготовлено. Мудрец Дао молча и с достоинством пробовал все подряд.

— Он уже говорить не может, — жарко шептала мне в ухо Ванкси. — Хватит ему наливать, и хватит уже наливать себе!

— Разве ты не видишь, что его мучает жажда, — пояснял я непонятливой и, что уж греха таить, несколько черствоватой сердцем девчонке, глядя, как почтенный тунчжилан Ба, мгновением назад опустошивший чашу, молча разевает рот и, закатив глаза, шарит по столу руками в поисках емкости с чем-нибудь жидким, дабы смочить внезапно пересохшее горло. — Знаешь ли ты, что когда человек протягивает руку, чтобы помочь ближнему, он прикасается к лику самого Будды? — и с этими словами я подлил достойному чиновнику еще вина Ледяного Сердца Нефрита в чашу, каковую и пододвинул поближе к рукам толстяка.

Тот схватил ее, жадно выпил, покрылся лиловыми пятнами, и в экстазе от божественного вкуса, наводнившего его рот, и аромата, наполнившего нос, вцепился в собственную глотку.

— Вот! — праведно провозгласил я. — Помоги страждущему, и будешь благословлен Небесами! Не могу отказать ему, ведь этот старик полон милосердия.

— Ты полон дерьма.

— И милосердия! — возвышенно ответил я ей, и снова взялся за кувшин, ибо, как сказано в одной мудрой книге: «да не оскудеет рука дающего».