О бедном вампире замолвите слово

Дантес взял стакан, выпил и, пожав плечами, опустился обратно на стул. Если бы в любом другом месте мужчины услышали звуки, похожие на приглушенные рыдания, они бы просто вышли и посмотрели, что же такое случилось. Но здесь всегда что-то стучало, гремело, ухало и охало, и обитатели дома номер восемьдесят шесть по улице Крупской давно привыкли к постоянному вторжению потустороннего в реальный мир. Часто ночуя в этом странном доме, были морально готовы к любым аномальным явлениям, и не только к звукам. Творцы, периодически пережидающие трудные времена в библиотеке и мастерской, давно уже не шарахались от проходящей сквозь них женщины в белом одеянии. А с мужиком, курящим самокрутку около самой большой дыры в стене, здоровались как со старым знакомым. Так как свидетели паранормальных явлений – люди творческие, а потому во время свидания с музами видавшие и не такое, то парой привидений их было не напугать. В этом доме могло случиться все что угодно…

– А водочка-то кончилась, – Дальский перевернул бутылку, с сожалением посмотрел на скудные капли, срывающиеся с горлышка, и спросил: – Ну что, кто пойдет за «Клинским»?

За следующей порцией спиртного отправили Саню Пушкина, как самого молодого в компании. Вернулся он быстро, но был необычайно возбужден. Санек поставил бутылку на стол, откупорил ее и, плеснув немного водки, залпом осушил.

– Ты что, привидение увидел? – хохотнул Дантес.

– Ага, привидение. Сейчас приведу. Там такая девочка на лестнице сидит! Плачет, говорит, что потерялась.

И Пушкин снова вышел. Несколько минут было слышно, как он ласково увещевал кого-то, обещая, что все будет в порядке, потом дверь открылась – и на пороге комнаты возникло… нечто, найденное художником: черные волосы незнакомки растрепаны; щеки прочерчивали черные полосы размазанной туши; губы накрашены помадой черного цвета; высокий воротник черной водолазки выглядывал из-под черной же куртки; длинная черная юбка опускалась до высоких, на мощной платформе, черных ботинок… В руках девушка держала сумку, выполненную в форме гробика, тоже черного цвета. Яркие голубые глаза этого «этюда в черных тонах» сверкали слезами, контраст цветов поражал дикой гармонией.

– Да… – выдохнули собутыльники.

Для того чтобы снова обрести способность говорить, потребовалась минутная пауза. Эдик Дантес сначала ущипнул себя за щеку, а потом сказал:

– Друзья, вы как хотите, а я больше пить не буду. Мамонт, ты в очках, скажи мне, ты видишь то же самое?

– Угук, – кивнул тот. – По черной-черной лестнице идет черный-черный человек…

– Н-да, – только и вымолвил Эдик. – Слушай, Санек ты наш Пушкин, никогда не понимал твоего пристрастия к черному цвету. Картины пишешь черным. Черный автомобиль купил, две черные лодки завел, а теперь вот это… Так, глядишь, ты у нас скоро квадраты начнешь рисовать!

– Я когда ее нашел, сотовым подсветил, чтобы рассмотреть, кто же это так горько плачет. И вы знаете, что мне сразу подумалось?

– Сколько же мы выпили! – в один голос сказали творцы и рассмеялись.

– Нет, не это, – возразил Саня, вытаскивая из шкафа карандаши и бумагу, – я подумал: как порой необходимо соблюдать умеренность. – Он посмотрел на перемазанную черной косметикой рожицу гостьи, потом взглянул на охмелевших друзей и добавил: – Во всем.

– Пить хочу, – едва слышно произнесла девушка и попросила: – У вас кровь есть?

– Вампирка, что ли? – поинтересовался ничем не пробиваемый Мамонт.

– Вампирелла, – поправила его гостья. Она шмыгнула носом, оглядела помещение, подняла голову вверх и надолго застыла, рассматривая украшавшие потолок портреты знаменитых писателей, поэтов, художников и композиторов.

– Водку будешь?

– Нет, – пролепетала незнакомка, вздрогнув. Она схватила руками сумочку, прижав ее к груди, будто хотела получить поддержку. Потом нахмурилась, вздернула подбородок и решительно вошла в комнату. – Я не пью воду, пропущенную через крест. – Она отрицательно покачала головой, еще раз окинула помещение настороженным взглядом и, пройдя к столу, присела на краешек шаткого стула.

– Да кто б серебро на нее тратил? – хохотнул Дальский. Он поднял бутылку и, посмотрев на этикетку, прочел: «По старинным рецептам Древней Руси трижды пропущена через активированный березовый уголь».

– Ого! – тонкие брови Пушкина взлетели вверх. – Не знал, что на Руси активированный уголь в ходу был.

– На Руси все в ходу было, – глубокомысленно изрек Мамонт, – и все очень активированное было. Да ты не бойся, вампирка, мы сейчас сообразим, чем тебя накормить.

– Да чего соображать? Кровью она привыкла питаться, – улыбнулся Эдик Дантес и, придав лицу серьезное выражение, сказал: – Мужики, бабы с нас кровь литрами пьют, что мы девчонке втроем сто граммов не нацедим?